На следующую В начало Назад

Имануил Глейзер
Бабий Яр
К 64-й годовщине трагедии БАБЬЕГО ЯРА 29 сентября 1941г.


Киев золотой порой
В ярких красках цвета.
Облетающей листвой
Кружит бабье лето.

Чем-то городу грозит
Первая прохлада:
В нитях солнечных сквозит
Приближенье ада.

День - другой - пошли дожди,
И тепла не стало,
Будто небо от беды
Слёзы проливало.

Всем евреям дан указ -
Молодым и старым:
В точный день и в точный час
Быть над Бабьим Яром.

Всем помыться не забыть
И сложить отдельно
Всё, что довелось нажить -
Ценности и деньги.

Чтоб в такой пуститься путь.
Главное ли дело -
"То да это не забудь,
Соберись умело?"

***

Запасли еду и мыло,
Брали ложки в серебре
И одёжки, чтоб хватило
Всем на холод - в октябре!

Пара кукол для девчонок,
Две машинки - пацанам.
Отчего ж дрожит ребёнок?
Или что-то чует сам?

Люди шли под горя ношей,
На повозках скарб везли,
В тот обрыв, травой поросший,
В сущий ад родной земли.

***

А вокруг стояли скопом -
И мололи разный вздор,
Кто глазел, а кто от окон
Отводил свой влажный взор.

И текли потоком души,
Жизнь теплилась пока.
А "зачем?" и "почему же?" -
Бились мысли у виска.

Слухи о переселенье,
О постройке лагерей
О разделе населенья
На еврей и нееврей.

О нужде в обмене пленных,
Чтоб за немца - семь жидов...
Слухам необыкновенным
Верить человек готов.

Ну а те, что прозревали
Неминучую беду,
От отчаянья молчали,
Не мололи ерунду.

Лишь спустя года, статисты
Нам предъявят документ,
Где высок самоубийства
В Киеве тех дней - процент.
***

Что потом? На месте сбора,
У обрыва на юру,
Стало ясно очень скоро
Что их в Бабьем ждёт Яру.

Канцелярия на травке.
Поперёк толпы - столы.
Регистрация отправки.
Но куда? В тартарары.

Полицай орёт: Разденьтесь!
Все! Быстрее! Догола!
Только ценности и деньги
Вот сюда - на край стола.
Документик ваш не дорог.
Бросьте наземь и - вперёд!
Человек по тридцать - сорок
На расстрел ведут народ.

Ставили на край обрыва
И - огонь! Пять долгих дней.
Нет вас больше, Сара, Рива,
Яша, Изя, Моисей...

Автоматы, не стихая,
Обрывают жизни вам,
Лия, Двойра, Ицик, Хаем,
Хана, Шмуль, Рахиль, Абрам...

И седые, и грудные
С воплями - в один овраг.
Бог не спас, мои родные.
Всех накрыл кровавый мрак.

***

Время мчится. Глохнет память в мире.
Очевидцы в разных землях спят.
Годовщина. Шестьдесят четыре.
А давно ли было пятьдесят?

Перемены, всюду перемены...
Всюду рынок, деньги и товар.
Новой веткой метрополитена
Беспощадно вспорот Бабий Яр.

Где полвека истлевают кости,
Где из-под земли исходит стон,
Детским шумом полон на погосте
Куренёвской школы стадион.

А поодаль высится Менора
Видевшая, словно часовой,
Как глумятся пасынки позора
Над людскою памятью живой

Это - жизнь. И мало в ней святого.
И у ЗЛА - прописки нет в аду.
Бабий Яр. Теперь два этих слова
Навсегда стоят в одном ряду

В списке, где Освенцим и Треблинка,
Бухенвальд, Дахау, Равенсбрюк.
Собибор, Майданек... Не заминка, -
Времени на всех не хватит, друг.

В Бабьем Яре спорит с тишиною
Надпись из Давыдова псалма:
"Боль моя всегда передо мною".
Это голос сердца - не ума.

Это искра Ветхого Завета.
В ней спрессован всех времён пожар.
Вы, живые, помните об этом,
Чтоб не повторился Бабий Яр.

Сэм Ружанский, Рочестер, штат Нью-Йорк
"Штетл" или одиссея польского историка


"Штетеле - это образ еврейской жизни, особое состояние души обитателя еврейской черты оседлости в царской России... Замкнутое пространство на протяжении веков рождало великих тружеников, мудрецов, бунтарей и мечтателей".
Герц Франк, кинорежиссер, Израиль


Жил в Чикаго обыкновенный американец. С обыкновенным еврейским именем и фамилией - Натан Каплан. Как и большинство евреев Америки, он точно знал, откуда его предки прибыли в эту страну. А прибыли они в начале прошлого века из польского штетл Брянск, расположенного в 100 км на восток от Варшавы и в 25 км на запад от Белостока. Уйдя на пенсию, решил Натан не только более подробно изучить свою родословную, но и ознакомиться с местами, где проживали его родные до эмиграции в Штаты.
Не долго думая, он садится и пишет письмо в муниципалитет города Брянск. И тут начинается необыкновенная история обыкновенного американского еврея - не проходит и месяца, как он получает письмо от необыкновенного молодого поляка, сотрудника муниципалитета - Збигнева Романюка. В своем письме Збышек (так он представился Натану) пишет, что он по собственной инициативе изучает историю еврейской (?!) общины Брянска и им собрано много материалов, которые возможно заинтересуют и Натана. Так началась переписка 70-летнего еврея из Чикаго и 29-летнего поляка из Брянска. В течение двух лет они обменялись более чем 100 письмами. Натан был в восхищении от отзывчивости и внимания к его запросам, сквозившим в каждом письме Збышека. Это восхищение настолько переполняло Натана, что он решил поделиться своими чувствами с известным кинодокументалистом Марианом Марзинским, с фильмами которого Return to Poland и Jewish Mother он был хорошо знаком.
Мариан Марзинский родился в еврейской семье, в Польше в 1937 году. С началом оккупации Польши немецкими войсками его мать, чтобы спасти хотя бы сына, подкинула его польской семье. Эта семья не только спасла его, но и воспитывала как истинного католика. ( Правда, одна из спасительниц Мариана не удержалась от едкого замечания о евреях - сразу после его крещения она заявила, "Слава Богу, он больше не пахнет евреем") Отец Мариана погиб, мать, к счастью, дожила до победы и они воссоединились. Мариану к тому времени было всего 8 лет. Со временем Мариан получил образование и стал известным в Польше кинодокументалистом. В 1968 году в Польше поднялась новая волна антисемитизма, и он эмигрировал, сначала в Данию, а затем США, где Мариан успешно продолжил свою работу в кино, в том числе сняв несколько документальных фильмов о Польше.
Мариан сразу откликнулся на звонок Натана, и они быстро договорились о встрече, на которую Натан принес всю свою переписку со Збышеком. "Как только я стал читать письма, - вспоминает Мариан,- у меня внутри прозвучал звоночек: это же удивительная история, о которой стоит поведать миру. Ее особенность в том, что на этот раз не еврей, а поляк расскажет о евреях". И Мариан предложил Натану осуществить совместную поездку в Польшу и снять фильм о Натане и его удивительном корреспонденте - Збышеке. Для начала Мариан сам съездил в Польшу, познакомился со Збышеком и заручился его согласием на помощь при съемках. К этому времени выяснилось, что в Штатах и Израиле существуют землячества брянчан, состоящие из тех, кому посчастливилось выжить в огне Холокоста и тех, кто вырвался из Польши до начала Второй мировой войны. Это новость подтолкнула Мариана к расширению географии съемок и созданию трилогии о евреях из Брянска, связывающим звеном которой стал Збышек. Эта трилогия представляет собой историю гибели местечек восточной Европы вообще и Брянска в частности. Нет, конечно, сам Брянск не погиб, он существует, но это уже больше не штетл, - это обычный польский город; потому что штетл без евреев это не штетл. А из 2500 евреев проживавших в Брянске до войны уцелело только 76 человек, остальные были уничтожены в Треблинке.
Стремясь максимально объективно донести до зрителя далеко непростую историю гибели штетл и всю сложность еврейско-польских отношений, Мариан выбрал для этого фильма, который он назвал Штетл, любимый им вид съемки -"cinema verite" (дословно - "беспристрастное кино"; кстати, Мариан был один из пионеров этого вида съемки), взяв на себя функции режиссера, переводчика и рассказчика.

Часть первая - "Натан Каплан едет в Брянск"


Перед зрителем предстает небольшой городок. Теплая встреча со Збышеком на вокзале и сразу же первая экскурсия. Збышек ведет гостей по городу и поясняет: вот это наш рынок (главная площадь города) когда-то здесь жили только евреи, которые составляли более 50 процентов всех жителей Брянска. А вот здесь стояли четыре синагоги. А вот здесь... и снова жили, стояли, были ... одно прошедшее - для евреев - время. Новые кадры - тротуар вокруг костела выложенный из надгробий с еврейских могил. Но не только костел использует еврейские надгробия: не отстают и прихожане - во многих домах надгробия применяют для хозяйственных нужд. И вот все трое - Збышек, Мариан и Натан, собирают эти плиты и очищают их от грязи. На экране крупным планом одна из плит и ... нет предела моему удивлению - Збышек читает и переводит (?)... с иврита. Да! да! Этот молодой поляк-историк не только просто изучает историю евреев Брянска, но для более полного ее познания самостоятельно освоил еще и азы иврита. Очищенные плиты везут на бывшее еврейское кладбище, где их аккуратно расставляют. К этой работе Збышеку удалось также привлечь молодого учителя Млотека и несколько его учеников! Всего они установили более 175 надгробий. Натан освящает "новое" кладбище - накинув на себя талес, он читает Кадиш. Сделана мицва - доброе дело в память о бывших соседях.
Но далеко не всем в Брянске нравится научная работа Збышека - об это красноречиво свидетельствуют надпись Jude и звезда Давида, нацарапанные на стенах лестничной клетки, ведущей к его квартире. Збышек внешне спокойно, даже улыбаясь, рассказывает гостям, что многие жители в лицо ему говорят: он, мол, еврейский слуга, он продался евреям, и что скоро с его помощью евреи вернуться и отберут у нынешних владельцев свои дома и даже вернут свой бизнес....
Следующие кадры переносят нас к зданию разрушенной синагоги, которую уже несколько лет пытаются начать восстанавливать. Для кого? Зачем? И всерьез ли эти намерения? Ответ прост: как только Мариан открывает двери "восстанавливаемой" синагоги оттуда выскакивает на свободу стадо ягнят! Это не новая серия "Молчание ягнят" - это camera verite беспристрастно фиксирует факт. No comments!
Я позволю себе пунктирно остановиться на двух эпизодах проливающих свет на индифферентность или прямое участие жителей Брянска в предательстве своих соседей. Не забывайте, что все люди говорят без предварительной подготовки, говорят то, что они думают, а не то, что им вкладывает создатель фильма. И, обращаю ваше внимание, всегда при этих переговорах присутствует Збышек! На экране старая женщина. На вопрос Каплана: "Знает ли она кого-нибудь, кто предал или убивал евреев?" она отвечает - "Я знаю фермера, который убивал евреев, - и добавляет, - Я не хочу (боится? С.Р.), чтобы кто-нибудь знал о нашем разговоре".
На что Збышек замечает, что "этой женщине нельзя верить, что она славится плохой репутацией и вообще она нелегально торгует водкой".
В ответ она бросает ему в лицо - "Да, я продаю водку, но я не продавала евреев!".
И еще один эпизод - разговор "на одной ноге" с другим жителем Брянска у калитки его дома. Разговор, который как бы продолжает рассказ предыдущей женщины. Вот что он говорит о евреях:
"Еврей не имел никакой ценности. Он был все равно, что муха на стене" И характерным жестом показывает, как легко убить муху (А еврея?)....
Каждая встреча Натана с жителями Брянска дополняла страшную картину уничтожения евреев, и, как светлое пятно на этом фоне, выступал Збышек и его семья. С первого до последнего дня Натан и Мариан испытывали на себе доброжелательность и гостеприимство не только Збышека, но и его отца с матерью. Достаточно упомянуть тот факт, что родители Збышека ушли спать во двор, в палатку, предоставив свою комнату гостям. Да и сам Збышек делал все возможное, чтобы помочь гостям собрать максимум материалов для фильма.
Довольные, но с тяжелым сердцем от увиденного (хотя Мариану было не привыкать!), Натан и Мариан отправлялись домой.

Часть вторая - "Зарубежные встречи Збышека"


Америка. Прошел год и вот по приглашению Натана Збышек прилетает в Чикаго. Теплая встреча, улыбки и дружеское, по-американски, похлопывание по спине. Натан подготовил "жесткую" (по времени) программу встреч с брянчанами, - Нью - Джерси, Филадельфия и другие штаты. На первых порах Збышек, не смотря на усталость, очень доволен: он в центре внимания и в каждой еврейской семье его, поляка, встречают как желанного гостя. Все встречи проходят в непринужденной и доброжелательной обстановке. Брянчане с интересом рассматривают собранные Збышеком материалы о евреях - жителях Брянска. В Балтиморе происходит приятная встреча Збышека с Янкелем (Джеком) Рубиным - единственным уцелевшим из большой семьи Рубиных. С особым интересом Джек слушает рассказ Збышека о собранной им информации обо всех его родных и близких, - кто, когда и где родился, чем занимался и где проживал.
Но вот на небосклоне встреч появились первые признаки подступающего шторма. Во время посещения одной из брянчанок последняя приглашает на встречу свою знакомую. Но та категорически отказывается, заявляя, что все поляки плохие и что она не забыла их оскорбления и те улулюкания, когда они в субботу возвращались из синагоги. Это первый удар для Збышека. Лиха беда начало. И вот уже в Чикаго на польском радио новая "плохая" встреча. Как только Мариан представил слушателям Збышека, на последнего со всех сторон посыпались вопросы. Сначала безобидные: сколько евреев было до войны в Брянске; все ли 2500 евреев погибли в прошедшую войну; когда первые евреи, уцелевшие в Холокосте, появились в Брянске? Но вот тональность звонков изменилась. Может быть еще и потому, что Збышек в ответ на утверждение одного из звонивших заявил, - "Мне посчастливилось познакомиться со многими евреями Америки. И я нашел в них немало хорошего... Многих из них я считаю людьми с большой буквы". Последние слова Збышека были, как говорят поляки, zanadto! И посыпались уже не вопросы, а обвинения. Вот некоторые из них - " С моей точки зрения (спасибо, что только с моей! - С.Р.) евреи сами виноваты, что оказались в такой ситуации". С каждым новым звонком в студию нарастает жесткость утверждений - "2500 евреев Брянска владели всеми домами (так и не иначе - С.Р.), а поляки жили в подвалах (!)"; "Это все (уничтожение евреев - С.Р.) делали немцы, а у вас получается, что это были поляки. Вы и подобные вам молодые ничтожества (в фильме jerk) не имеете никакого представления об истории". И, наконец, - "Все во мне кипит. Я просто взбешен, слушая вас. В Польше я никогда не был антисемитом. Но после трех лет проживания в Америке, я стал им. А что касается мистера Марзински, то пусть он убирается в Израиль и там снимает фильмы о евреях". Все, приехали! No Comments
Наконец, последняя остановка в Америке - музей Холокоста в Вашингтоне. "Когда мы появились в музеи - вспоминает Мариан, - у меня в ушах еще звучали слова, услышанные на Польском радио Чикаго, а впереди были новые испытания - в музее Збышека ждала информация об ответственности его народа за судьбы евреев. В частности, его вниманию была предложена коллекция фотографий, собранная Яффой Элиях ( Yaffa Eljach), жительницей другого местечка - Ejszyszki - в 40 км. от Брянска. Эта коллекция - документальный рассказ об уничтожении еврейской общины этого штетл, из 1700 евреев которой в живых остались только 29. Ее рассказ поражает любое воображение. Так, ее семья - маленький брат и мать - были расстреляны поляками в уже освобожденном от немцев городе. Расстреляны за то, что посмели вернуться в штетл, где он родились и выросли (!), за то, что якобы при них есть золото(?) и ... за то, что они якобы хотят вернуть себе свою собственность. Их расстреливали соседи, соседи которые их хорошо знали, один из которых присвоил их аптеку. Яффе "повезло" - она с отцом скрывались в глубине кладовки, в которой пряталась вся семья, и мама с братом, прошитые пулями, "спрятали" их, прикрыв своими мертвыми телами.
И еще один "маленький" факт - Семье Роговских удавалось долго скрываться от немцев, в один из дней они, - родители, пять сыновей и дочка - пришли к знакомому фермеру, с которым у них до войны были дружеские отношения и попросили мед (продукт, который долго не портится). Он дал им мед. Но, как только они покинули двор его дома, фермер взял ружье и расстрелял их! Лишь одному сыну чудом удалось спастись! До конца жизни этого сына мучил вопрос - "Почему? За что? Ведь этот фермер ни раз ночевал в их доме, приезжая на базар. Мы все были уверены, что он наш друг!"
Еще более страшный факт, факт, который трудно даже вообразить - сын вместе с евреями убивает свою мать! Это случилось с пани Бикивитчовой (Bikiewiczowa). Ее родная дочь сообщает брату, входившему в один из польских "партизанских" отрядов, что их мать спасает 13 евреев. Сын является с помощниками, выводит всех 13 евреев и родную мать(!) во двор, привязывает их всех к забору, обливает бензином и поджигает. На этом фоне даже Павлик Морозов выглядит просто ангелом!
Яффа заключает: "Каждый из нас, кто остался в живых, обязан своей жизнью полякам. Но из тех, кто вырывался из гитлеровских лагерей и погиб, многие погибли по вине поляков. Я думаю, что было полно хороших людей, готовых пожертвовать собой ради спасения евреев. Но, к сожалению, были и другие, которые были заинтересованы получить еврейские дома, деньги и даже одежду"
Збышек интересуется, - "Сколько Яффа знает таких поляков, которые участвовали в акциях против евреев. Он просто в шоке от цифр и фактов. Он ничего подобного не слышал раньше и даже не мог предположить". Ответ Яффы достоин того, чтобы его процитировать полностью: "Мне очень жаль, что наш разговор сфокусировался только на тех, кто убит, я бы лучше сосредоточила ваше внимание на тех, кто спасал и спасен. В противном случае я бы сейчас не стояла перед вами". Столь радужно начавшийся визит Збышека в Америку закончился на очень грустной ноте.
Израиль. С тяжелым сердцем и тревогой летит Збышек в Израиль - его и Мариана брянское землячество пригласило принять участие в днях памяти, посвященных 50-летию ликвидации брянского гетто. И опять, как и в Америке, встречи со старшим поколением брянчан проходят в спокойной, я бы сказал, даже в доброжелательной обстановке - люди благодарны Збышеку за то, что он, поляк, исследует историю евреев Брянска; за то, что он восстановил еврейское кладбище (много ли поляков сделали это по своей инициативе?!!); и даже за то, что он изучил иврит.
Но вот Збышек, еще не остывший от атак на польском радио и встреч в музее Холокоста, появляется в школе. Это Мариан, узнав, что группа старшеклассников одной из школ Тель-Авива только что вернулась из поездки в Польшу, которую они посетили в порядке изучения Холокоста. посчитал целесообразным организовать их встречу со Збышеком. Мариан надеялся на взаимный интерес к этой встрече, как со стороны молодых израильтян, так и со стороны Збышека. Но то, что произошло, ни Мариан, ни Збышек не ожидали. После того как Мариан, представляя Збышека, сказал, что одна из целей Збышека состоит в том, чтобы "сломить барьеры, мешающие взаимопониманию поляков и евреев, когда поляки с точки зрения евреев уже изначально плохие, и наоборот"!
Не успел Мариан закончить свое вступление, как на Збышека посыпались вопросы, в каждом из которых звучали жесткие обвинения действиям поляков во время войны. Самое корректное выступление свелось к тому, что Збышек должен согласиться, что его народ во многом виноват перед еврейским народом. Максимализм школьников можно понять - они только что видели Треблинку и Освенцим, и на них большее впечатление произвело участие поляков в расправах с евреями. Збышек пытается оправдать людей, в том числе, очевидно, и своих родителей, объясняя, что спасать евреев было очень опасно, что "многие поляки просто не имели условий для спасения", а другие "хотели бы, но боялись помочь спастись евреям "из-за жесткого приказа - за укрытие еврея вся семья спасителя подлежала расстрелу!" Но школьников это объяснение не устраивает - "Выходит, что при таком подходе, если будет Новый Холокост, то ни евреи, ни поляки и вообще никто не будут в безопасности? Никто!?"
Мариан, видя, что встреча перерастает из диспута в "обвинительный" процесс против Збышека, как представителя поляков, вынужден прервать беседу и дать ему успокоиться после всего слышанного. Но Збышек не может успокоиться: "Почему они говорят только о плохих поляках? Почему они не говорят о тех, кто спасал евреев?". "Да, они не говорили, - поясняет Мариан, - но в Израиле о поляках, спасавших евреев, говорят громко и наглядно, так чтобы слышал и видел весь Мир".
"Где это так громко говорят?" - не успокаивается Збышек.
"Здесь, рядом в музеи "Яд ва-Шем, который ежегодно посещают тысячи людей со всего мира, - поясняет Мариан, - Из 11000 деревьев, посаженных в честь праведников, более 5000 посажены в честь поляков, спасших евреев!" Разве это не признание заслуг поляков - гуманистов?

Часть третья - "Янкель едет в Брянск"


Мариан, задумывая съемку этого фильма, заранее отказался от идеи показа фото и кино документов о Холокосте и рассказов людей, свидетельствующих о пережитых ими холодящих душу жестокостях и унижениях. Но поскольку все съемки шли в режиме camera verite, то полностью избежать рассказов о зверствах гитлеровцев и отдельных поляков оказалось не возможным, - из песни слов не выбросишь.
Однако при всем при том, ему удалось третью, заключительную, часть фильма снять в более мажорных тонах. Речь идет о визите в Польшу Янкеля Рубина. До войны семья Рубиных проживала в Брянске и содержала ферму гусей, поэтому в то время весь штетл звал Янкеля не иначе как "Jankel gesiarz" (Янкель - гусарь). С приходом немцев Рубиных депортировали. Янкелю и его брату удалось бежать, и их долго спасала семья поляков. Эта семья спасала не только их, но еще 12 евреев. Когда стала ясно, что их могут предать соседи, они ночью попытались удрать. Но все же кто-то успел их предать (а может быть и продать? - С.Р.) и в середине темной безлюдной зимней ночи их догнали поляки-полицейские. Янкелю вновь удалось бежать, остальных 13, включая его брата, расстреляли. И все же его встречи в Брянске были в целом насыщены чувствами благодарности спасителям и тем, кто не предал его в тяжелую минуту. Каждая встреча проходила в радостных объятиях и воспоминаниях прошлых лет - от службы в одной и той же части довоенной польской армии до совместной работы.
Янкель и Ян Доброгодцкий помнят, как они совместно принимали присягу, во время которой "одновременно присутствовали католический и православный священники и раввин. Каждый из солдат присягал на верность Отечеству (Польше) в присутствии официального представителя его конфессии.
Это помогло Збышеку несколько прийти в себя после тяжелых для него встреч в Штатах и Израиле. Визит Мариана подходил к концу. Брянск жил ожиданием празднования своего 500-летия. К этому времени Збышека, не смотря на все его "еврейство", выбрали вице-мэром и поручили ему как историку организовать празднования и прочесть главное приветствие. И тут Збышек-историк столкнулся со Збышеком-вице-мэром. Збышек-историк хорошо знал, что более 350 лет в этом местечке существовала еврейская община, которая в отдельные времена составляла до 60 процентов населения Брянска. И этот факт, как не старайся, не вычеркнуть из истории. Но Збышек-чиновник "должен" думать иначе и ... он заказывает памятник, на трех гранях которого отмечены основные вехи Брянска, но там нет ни слова о евреях. Как будто их тут и не было! И когда, присутствовавший на заключительной сессии городского совета, Мариан спрашивает Збышека, почему ни его в докладе, ни на камне нет даже упоминания о евреях? То в ответ, от человека, исследовавшего историю еврейства Брянска (!), он слышит:
- "Я и так имел достаточно много неприятностей из-за этого вопроса. К сожалению, жители города не понимают эту проблему. ... Даже само слово "еврей" у нас произносят шепотом. Оно моментально ассоциируется с горшком золота и долларами. Я - христианин и порядочный католик, но моя личная жизнь это отдельный вопрос. И то, что я говорю на людях должно быть сбалансировано (как мы увидим ниже это очень любимый подход Збышека)". И апофеоз:
- "Я не могу говорить людям то, что они не хотят слышать".
Мариан не сдается, он обращает внимание Збышека на то, что именно празднование юбилея это хороший повод, чтобы вспомнить о соседях - евреях. Но кроме одного члена совета, все остальные проигнорировали это предложение Мариана. В заключение Збышек, подводя итоги, говорит: "Я слуга народа и должен действовать соответственно".
Настал день праздника. Збышек торжественно открывает памятник и произносит краткую речь, которую он заканчивает словами: - "Этот город столетиями был польским городом, и он останется польским на века. Да поможет нам Бог!" И вот ирония - в заключительных кадрах оркестр играет мелодию их мюзикла "Скрипач на крыше" Это единственный еврейский момент за все празднование, не считая маленького ящичка с иудаикой на выставке.
Фильм, который Мариан снимал 4 года, закончен и вот 17 апреля 1996 года он был представлен на суд общественности. Это был уникальный в истории телевидения случай - по каналу PBS в самое дорогое время, в prime-time, в течение 3 часов (!) показывали этот фильм.
Реакция газет была мгновенной - уже на следующий день все ведущие газеты Штатов поместили рецензии об этом фильме:
Chicago Tribune: "Это значительный вклад в историю Холокоста... Эхо бесчеловечности доносится до зрителя сквозь десятилетия и поколения".
Los Angeles Times: "Мариан ищет ответ на то, что, по-видимому, не имеет ответа... "Как может порядочный человек быть столь бесчеловечным?"
New York Times: "Штетл подтверждает, что судьбы евреев Польши даже сегодня остаются для поляков неприятной проблемой".
The French Daily: "…поражает глубоко укоренившийся антисемитизм, который был и остается в Польше".
Вскорости фильм был отмечен наградами в Штатах, во Франции и в Израиле. В Польше его показали только по кабельному телевидению. Совсем иначе был воспринят "Штетл" некоторыми польскими объединениями Америке. Одним из самых жестких обвинителей выступила председатель Polish-American Public Relation Committee Дана Алви. Свое обращение в телевизионную компанию PBS она начинает словами (привожу без перевода) "Shame! Shame! Shame on all of you!" Так она протестует против показа Штетл. И далее пишет 'There is no business like Shoah business" Можно ли после такого выступления надеяться на объективную оценку фильма? Ответ однозначен - нет и еще раз нет! Чего стоит ее оценка создателя фильма (я вынужден вновь, чтобы исключить разночтения, цитировать на английском) - " You forgot to say that the ungrateful Jew, this film's maker, the monster Marian Marzynski (still holding onto his good Christian Polish name) was hidden and saved from death by Polish Catholic nuns." Этот вид критики нам хорошо знаком - в бывшем Союзе критиковали фильмы не видя, а книги не читая. Так вот, дорогие читатели, довожу до вашего сведения, что фильм начинается с рассказа Мариана о том, как его спасли поляки. Но Дана Алви не из тех, кто быстро успокаивается и вот уже 16 сентября появляется ее большой "труд" - Polish Nation Libel (http://www.geocities.com/CapitolHill/Senate/8844/libel.html), желающие могут с ним детально познакомится, я же позволю себе, чтобы не было сомнений об "объективности" этого труда, процитировать всего лишь несколько фамилий коммунистов, которые по утверждению г-жи Алви являются евреями. Итак, еврей коммунист № 1 Владимир Ленин, рядом другой видный еврей - Юрий Андропов и так сплошь и рядом: немного правды и много лжи! В сентябре 1996 года появляется ее новый расширенный опус. В нем госпожа Алви заявляет, что, во-первых, Брянск был совсем недолго под немецкой оккупацией. Это "недолго" в действительности длилось 3 года! С июня 1941 по середину 1944. А во-вторых, "когда, оставшиеся в живых 73 еврея, вернулись в освобожденный советской армией Брянск, то они сразу же начали сотрудничать с КГБ и НКВД, донося на поляков. Те из беспомощных поляков, кто не был убит на месте, были сосланы в Сибирь". Вывод прост - евреи сами виноваты, что поляки не испытывают к ним особой любви.
С подобными же обвинениями Мариана Марзински выступил Польский конгресс Канады () Основные обвинения, выдвинутые этим канадским объединением поляков, сводятся к тому, что фильм не сбалансирован - много сказано о поляках виновных в гибели евреев и почти ничего о поляках, спасавших евреев. Похоже, что авторы этой критики тоже не видели этот фильм! И снова обвинения евреев в сотрудничестве с советскими органами власти в 1939-41 и 1944 -45 годах, об их вине в преследовании и депортации поляков в Сибирь.
А что же думают об этом главные участники фильма - Збигнев Романюк и Мариан Марзински? Их позиции четко определены в письмах, которыми они обменялись еще до выхода фильма на экраны ТВ. В основном замечания Збышека свелись почти к тем же вопросом, которые подымали потом руководители польских организаций США и Канады: баланс между количеством хороших и плохих поляков, отсутствие в фильме даже упоминания, что в 1939-41 годах во время советской оккупации евреи занимали антипольскую позицию, и что Брянск не лучший пример индифферентности и жестокости поляков; что вообще история евреев охватывает всего 60 лет - с 1880 по 1940 года. И Збышек завершает свои вопросы утверждением, - "Просуммировав все имеющиеся у меня сведения, получается, что было больше поляков, кто помогал евреям, чем тех, кто их предавал" И, наконец, Збышек заявляет, что этот "фильм отражает мнение Мариана, с которым он не может согласиться".
На основную претензию Збышека, что в Штетл якобы нет баланса хороших и плохих поляков Мариан отвечает: "Я уже говорил вам о неправомочности математического подхода к анализу человеческих отношений, что героизм одного человека никак не балансирует преступления другого. Хотя, если все же рассматривать фильм с точки зрения баланса, то в этом плане я считаю, фильм получился сбалансированным, начиная от спасения меня и кончая спасением Янкеля Рубина. И, извините, мне кажется, что вы сами стали жертвой антисемитской провокации".
Ознакомившись со всем вышеописанным, я направился на просмотр фильма Штетл и последующую встречу с режиссером этого фильма Марианом Марзинским. Как просмотр, так и встреча были организованы профессором Евой Хаузер руководителем Центра по изучению культуры Польши и Центральной Европы при университете г. Рочестер.
После просмотра фильма я принял участие во встрече Мариана Марзинского со студентами и преподавателями университета. В результате получил возможность из первых уст слышать мнение молодого поколения о Холокосте, для многих из которых это слово звучит как абстракция. Должен отметить, что, не смотря на то, что "Штетл" длится 3 часа, режиссеру удается все это время удерживать внимание зрителей. Поскольку в смотровом зале в основном были студенты, то я невольно посматривал на них, пытаясь, по выражению их лиц, понять насколько их трогает происходящее на экране. Когда в очередной раз я глянул на соседа слева, то заметил, что по ходу фильма он делает какие-то пометки в блокноте, присмотревшись, я увидел, что и другие тоже что-то писали. Позже профессор Хаузер пояснила мне, что показ этого фильма шел в соответствии с программой ее курса, и что после просмотра студенты должны предоставить ей собственную оценку виденного.
После окончания фильма Мариан ответил на многочисленные вопросы студентов. Наконец и мне удалось пробиться с вопросом. Правда, Мариан предварил меня своим вопросом:
"Читал ли вы мои интервью и переписку со Збышеком, опубликованные на Интернете?"
"Конечно, читал", - ответил я.
"По-моему я там ответил почти на все возможные вопросы?" - продолжил Мариан "Да, нет, - не унимался я - не на все!" "Тогда задавайте", - сказал Мариан

Вопрос первый, чем вы объясните столь яростные нападки на ваш фильм объединений поляков проживающих в Штатах и Канаде?


"Дело в том, - пояснил Мариан, - что мой фильм появился до того, как поляк Ян Томаш Гросс написал свою книгу "Соседи". В этой книге рассказывается, как в городке Едвабне (в 50 км от Брянска!) его жители-поляки в июле 1941 года согнали 1600 соседей - евреев в овин, облили его бензином и подожгли. Так были сожжены люди, которые десятилетиями жили бок о бок с поляками. Знаете, если бы книга Гросса о событиях в Едвабне появилась бы раньше "Штетл", то, я почти уверен, весь огонь критики достался бы ему. А так я оказался первопроходцем!".

Второй вопрос - Почему Збышек, который, казалось, так искренно помогал и присутствовал практически при всех съемках, вдруг неожиданно, просмотрев три раза фильм, заявил, что он "не может с ним полностью согласиться".


Во-первых, он рассматривает Штетл как фильм только о Брянске, в то время как я пытался в своем фильме показать мир исчезающих местечек, в том числе расположенных рядом с Брянском (Кстати, до Едвабне менее 50 км.) А во-вторых, изменение его позиций объясняется тем, что к концу фильма Збышек-историк становится вице-мэром, а положение обязывает говорить и думать "официально"! Вспомните его выступление на городском совете - "Я не могу говорить людям то, что они не хотят слышать". Нужны ли комментарии?
Я не стал задавать больше никаких вопросов, поскольку с его интервью, я, действительно, хорошо знаком и, готовя этот материал, широко использовал (с его согласия).
В тоже время, меня настолько заинтересовало участие в просмотре и дискуссии студентов, что я не удержался и попросил профессора Хаузер ответить на несколько моих вопросов и предоставить мне возможность ознакомиться со студенческой критикой. Г-жа Хаузер сразу дала согласие и пообещала передать мне копии всех студенческих работ (если, конечно, студенты не будут возражать.) Спустя несколько дней в уютном университетском кабинете состоялась моя встреча пани Евой.

Уважаемая пани Хаузер, считаете ли вы, что Штетл представляет собой анти - польский фильм?


Антипольский? Я так не думаю. Я не использую такую терминологию до пор, пока кто-нибудь не станет утверждать, что, например, "поляки тупые". Этот фильм сам по себе спорный фильм для поляков, а сомнения и дискуссии это хорошо. Нет, это не анти-польский фильм.

Намерены ли вы снова показывать Штетл другим курсам в качестве документа о Холокосте?


Да. Как память о Холокосте? Конечно, да. Нет лучшего инструмента для познания, чем вызвать споры об изучаемом.

Достаточно ли хорошо Польша знакома с этим фильмом?


Я хорошо знаю ситуацию в Польше (Ева регулярно бывает в Варшаве) и знаю, что очень много поляков видели Штетл.
В заключение Ева передала мне письмо Марзинскому руководителя программы "Фильмы и масс - медиа" профессора Шерон Виллис и пакет рецензий студентов. Как г-жа Виллис, так и студенты любезно согласились на использование переданных мне материалов в открытой печати.
Профессор Виллис пишет, что фильм оставил на нее глубокое впечатление, особо "...манера подачи материала не как репортаж, а как рассказ, рассказ человека являющегося "действующим-лицом-фильма". И еще, пишет она, - "мне понравилось, как вы сняли и проводили беседы со Збышеком. ... Я надеюсь еще не раз использовать этот фильм для новых курсов".
Я с нетерпением бросился читать отзывы студентов, всего их было 10, - "Здравствуй, племя молодое, незнакомое". А начну я с отзыва Тома Поттера (Не Боги горшки обжигают! Тем более что Potter в переводе - гончар.), который, по утверждению проф. Хаузер, лучший студент курса. Вот основные положения его рецензии:
Основная цель фильма - попытка рассмотрения вопроса вины и ответственности поляков за бездеятельность во время войны.
В целом это прекрасный фильм, отлично передавший весь смысл "путешествия" Збышека и Мариана.
Особо мне запомнились два глубоко символичных момента: первый - выкапывание из грязи еврейских могильных плит - это потрясающая воображение метафора, и второй - овцы, запертые в разрушенной синагоге, как призраки погибших евреев. Эти два момента создают чувство одновременного присутствия в двух разных эпохах - сегодня и во время Холокоста.
В фильме хорошо показан антисемитизм большинства людей старшего поколения. Но в то же время, не ясно извлекло ли молодое поколения уроки из ошибок родителей. Судя по поведению Збышека - однозначно "нет".
К сожалению, я нашел в фильме больше вопросов, чем ответов. Как можно, например, объяснить негуманное отношение людей друг к другу? А может быть, на эти вопросы нет и не может быть ответа?
Такую же или подобную оценку фильму дали еще 7 студентов, но есть 2 отрицательных отзыва. Вот один из них - отзыв студента Шани Келли, который для подтверждения своей позиции приложил к своему отзыву письмо Збышека к Мариану как на английском, так на польском! Вот его оценка фильма:
Документальный фильм должен быть объективным и построен на фактах - этого нет в фильме г-на Марзински.
Он направляет интервью так, чтобы ответы были ближе к тому, что он хочет сам сказать. Г-н Марзински давит на людей с тем, чтобы их ответы были в его духе.
Он упустил важные детали польско-еврейских отношений. Разве, тот факт, что до войны в Польше жило много евреев, не говорит о том, что Польша была готова их принять, в то время когда в других странах их притесняли. Он подает польский антисемитизм, как улицу с односторонним движением. Ведь и сегодня многие евреи настроены антипольски.
Вывод - в целом фильм г-на Марзински мне представляется односторонним и сильно манипулированным продуктом. Я бы не использовал этот фильм как доказательство чего-либо.
Я не собирался комментировать ни один из отзывов преподавателей и студентов. Но отзыв Колли я не могу оставить без крохотного замечания - я советую читателям прочесть работы упомянутой выше г-жи Даны Али, и вы увидите, как многие из ее высказываний нашли свое отражение именно в отзыве Колли. Кроме Колли еще один студент остался недоволен "исторической достоверностью, с которой фильм показывает события в Польше".
Мне лично фильм понравился, и я его нашел весьма сбалансированным, если пользоваться определениями Збышека. Хотя мне, так же как и Мариану, непонятно какая может быть математика между плохими и добрыми делами. Есть ли решение математического уравнения, на одной стороне которого будет расстрелянная латышом-дворником семья бабушки моей жены, а на втором спасший 40 евреев латыш - докер Янис Липке!

Павел Полян
Первая обобщающая монография о Холокосте на территории СССР


Альтман И. Жертвы ненависти. Холокост в СССР, 1941-1945 гг. М.: Фонд "Ковчег". - 2002. - 543 с. - (Сер.: Анатомия Холокоста).
За последние десятилетия исследование Холокоста - еврейского этноцида - стало одним из ведущих направлений мировой исторической науки. Тысячи статей, сотни монографий, десятки специализированных научных и научно-мемориальных центров, среди которых общепризнанно ведущими являются "Яд Вашем" в Иерусалиме и Мемориальный музей Холокоста в Вашингтоне. Однако в самом мировом движении по изучению Холокоста сложилось поразительное само по себе несоответствие: территория бывшего СССР, где было убито около половины всех жертв, занимала в нем на удивление скромное место, причем не только в исследовательских результатах, но и в исследовательском внимании.
При этом если западных историков еще можно было упрекнуть во фрагментарности и поверхностности, то историкам советским попенять было совершенно не за что: до 1990 года в СССР не появилось хотя бы одной статьи! Простые, казалось бы, объяснения всему этому - "железный занавес", Холодная война, табуизирование темы в СССР, незнание русского языка западными исследователями или недоступность для них (а точнее для всех) советских архивов - необходимо дополнить еще одним фактором: географическим происхождением тех европейских евреев, что находились под гитлеровским сапогом и все-таки пережили Холокост. То были, в основном, немецкие, западноевропейские, польские и румынские евреи. Именно они сформировали основной корпус мемуарных источников о Холокосте, из их среды выкристаллизовывался и круг еврейских историков, писавших тогда о Холокосте. Выходцев из СССР среди них практически не было, отчего незримая граница между исследованным и неисследованным проходила все по той же линии Керзона, что отделяла до сентября 1939 года Польшу от СССР.
Новейшие западные авторы (М.Дин, Р.Ионид, К.Герлах, Д.Поль, Х.-Х.Нольте и др.) ориентировались на другие пласты архивных источников, их это уже не смущало. Однако их интерес к тому, что происходило с евреями на оккупированных территориях СССР, определился сравнительно недавно, в 1990-е годы, тогда же аналогичный интерес пробудился и окреп и на просторах бывшего СССР.
Этот исследовательский перекос выправляется с выходом книги Ильи Альтмана "Жертвы ненависти. Холокост в СССР. 1941-1945 гг.", выпущенной при поддержке фонда "Ковчег", Российского Еврейского Конгресса и группы частных лиц из Москвы - А.В.Ерохина, А.Б.Зильбермана, Р.М.Флейшера, В.Е.Шрейнер и семьи Беккер. Сам автор не нуждается в дополнительных рекомендациях. Уже на протяжении многих лет он признанный лидер московского научно-просветительского центра "Холокост" и ведущий российский историк Холокоста. В рецензируемой книге он успешно сочетает свои собственные наработки, особенно связанные с Холокостом на территории РСФСР, с обобщением и систематизацией того, что сделали его коллеги.
Структурно книга состоит из введения и пяти неравновеликих глав. Во введении характеризуется историография и источниковедческая база вопроса, и, прежде всего (в чем ее особенная ценность) - русскоязычная. Первая глава посвящена бесчеловечному режиму, установленному нацистами на оккупированной территории СССР и их политике по отношению к евреям. Вторая - проблематике гетто, взятой во всей целокупности: их организации, классификации, описанию особенностей гетто в различных регионах, юденратам, принудительному труду, ликвидации гетто. Третья - Холокосту как единому процессу: его замыслу, ходу и итогам (при этом он выделил как бы три региона - Прибалтику и Белоруссию, Россию и Крым и Украину и Молдавию). Четвертая глава посвящена еврейскому сопротивлению, как невооруженному, так и вооруженному, включая партизанское движение. И, наконец, пятая глава посвящена проблеме "Общество и Холокост". Она последовательно охватывает концентрические круги отношения к проблеме истребления евреев наверху, в Кремле, в советском обществе и, наконец, в широких кругах населения.
Очерк оккупационной политики Германии, данный в первой главе, не ограничивается Холокостом, но как бы подводит к нему: он охватывает репрессии против мирного населения в целом, ограничения прав и свобод, уничтожение цыган и советских военнопленных (жаль, что проблематике угона мирного населения уделено так мало внимания и места - всего один абзац: это была грандиозная операция, и среди миллионов угнанных были сотни, а может быть и тысячи евреев, скрывших свою национальную идентичность и спасшихся таким образом в самом логове своего заклятого врага - в Германии). При этом центральное место в главе занимает характеристика антисемитской пропаганды и, в частности, в периодической печати на оккупированной территории, а также вопросы социально-правового статуса евреев. Распространив свой анализ не только на "легальную" немецкую печать, но и на "нелегальные" издания украинских, литовских и польских националистов, Альтман выявил в общей сложности около 6000 антисемитских публикаций, чаще всего именных, авторских. Интересно то наблюдение, что накануне оставления немцами той или иной территории отмечался заметный всплеск антисемитской пропаганды (как, впрочем, и ускорение ликвидации евреев, если они еще не были уничтожены).

Распространение на оккупированные территории "Нюрнбергских законов" выводило евреев за рамки какого бы то ни было правового поля. При этом даже нюансировка этих законов игнорировалась, и в результате различные полукровки и "мешанцы" де факто приравнивались к собственно евреям, а с ними и не-еврейские супруги еврейских супругов (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Все потенциальные евреи подлежали обособленной регистрации, идентификации и маркировке с помощью удостоверений ("аусвайсов") и различных нашивок, латок и повязок (поражает редкостное разнообразие форм и цветов этих атрибутов). "Если основными целями регистрации "арийского" населения являлось выяснение вопроса о необходимости продовольственного снабжения и установления трудоспособных, то учет евреев носил откровенно карательный характер" (с.59). Она прямо служила целям предварительной селекции, то есть являлась фундаментальной предпосылкой, а точнее - фазой уничтожения евреев. Наряду с функцией обособления от "арийцев", существовала еще и внутренняя селекция: так, в Слониме удостоверениями различного цвета "полезные евреи" (сотрудники и служащие юденрата, полицейские, ремесленники и врачи) отличались и от "менее полезных" (все прочие трудоспособные), и от "бесполезных" (старики, больные, нетрудоспособные, интеллигенты). Следующей фазой были ограничение евреев в свободе передвижения и их изоляция, то есть принудительное переселение и сосредоточение в гетто, неизбежно сопровождавшиеся контрибуциями и другими формами грабежа их имущества. Плотность проживания и санитарные условия в гетто были ужасающими, питание, по сравнению с "арийцами", полагалось в половинном размере. Для евреев было создано и особое трудовое законодательство: если из остальных местных жителей обязательной трудовой повинности подлежали трудоспособные в возрасте от 18 до 50 лет, то среди евреев - от 16 (а иногда и от 14 или 12 лет) до 55 или 60 лет, причем им присваивался самый низкооплачиваемый тариф. Евреи привлекались к самым тяжелым, а нередко и к бесцельным, откровенно издевательским работам, таким, например, как чистка отхожих мест руками. Религиозная еврейская обрядность преследовалась, судебной защиты никакой не было, браки и половые контакты с "арийцами" категорически запрещались (а с лета 1942 года вводился запрет на деторождение). Школы для уже родившихся и еще не убитых еврейских детей не разрешались (евреев-детдомовцев или переселяли в гетто или, если гетто поблизости не было, расстреливали). Условия существования евреев были непосильным, а бесправие абсолютным, и И.Альтман совершенно прав, когда предлагает рассматривать Холокост на территории бывшего СССР как комплексное явление, вобравшие в себя, кроме геноцида (убийства) евреев, их бесчеловечный "статус" при жизни.

Вторая глава посвящена проблематике гетто как основной формы и среды жизни (все-таки жизни!) евреев - их основанию, юденратам, повседневной жизни, организации принудительного труда и ликвидации. И.Альтман уделяет большое внимание терминологии и типологии гетто, различая "открытые", "закрытые" (то есть огороженные по периметру) и "транзитные" гетто, "рабочие" и "концентрационные" лагеря. Все эти вопросы, очевидно, еще будут не раз обсуждаться: ведь строгой и однозначной дефиниции гетто до сих пор не существует. К сожалению, автор не предлагает названия и тем временным - и последним! - пристанищам, куда евреев привозили из "открытых" гетто и где их содержали (иногда и по нескольку недель) непосредственно перед ликвидацией (в тексте впрочем, встречается, расплывчатое понятие "места временного содержания"). Возражение вызывает и не вполне критическое применение (например, на с.189-191) термина "концентрационный лагерь", самого по себе достаточно определенного.

Гетто создавались отнюдь не в каждом населенном пункте, где проживали евреи, а лишь в городах, селах-райцентрах и местечках вблизи железных дорог. Помимо евреев, непосредственно проживавших в этих поселениях, в них сгоняли и жителей соответствующих сельских районов, но не всех, а только "полезных", то есть ремесленников с семьями (остальных к этому времени, как правило, уже не было в живых). Попадали в гетто и беженцы из западных районов, а в исключительных случаях - добавим от себя - и военнопленные.

Феномен "транзитных" гетто сравнительно редок, они отмечены лишь в Западной Белоруссии (присоединенный к Рейху округ Белосток) и в румынской оккупационной зоне (например, Доманевка и Богдановка в Одесской области). После того, как 8 июля 1941 года Антонеску приказал очистить новоприсоединенные провинции "Бессарабия" и "Буковина" от советизированных евреев, последних стали концентрировать в крупных гетто (Кишинев, Черновцы, Рыбница и др.), но на сравнительно короткое время (до сентября-октября), после чего депортировали за Прут и Днестр, "приселяя" к прочим обитателям гетто в румынской оккупационной зоне. Обитателям же Черновицкого гетто повезло: большинство из них не только не было депортировано, но и дожило до освобождения.

За период с июля 1941 года по январь 1942 года из двух указанных провинций было депортировано в Транснистрию 125 тыс. чел., а всего в ней оказалось около 195 тыс. евреев, из которых подавляющее большинство составляли депортированные, в том числе 120 тыс. из Бессарабии и Одесской обл., 55 тыс. из Буковины, 20 тыс. местных евреев и бежавших из немецкой зоны оккупации, по сравнению с которой румынская зона казалась раем (с.81). Аналогичный случай произошел в 30-тысячном гетто г. Каменецк-Подольска, основанном 20 июля 1941 года и распущенном только в феврале 1943 года. К 14 тыс. местных евреев добавилось 11 тыс. евреев из Венгрии, точнее, тех, кто бежал в Венгрию из Чехословакии и Польши.

Уникально Минское гетто, созданное 19 июля 1941 года, просуществовавшее 27 месяцев и по максимальной численности своего населения (около 80 тыс. чел.) уступавшее только Львовскому. Здесь были сконцентрированы не только минские евреи, но и беженцы из западных районов Белоруссии, а с ноября 1941 года - и 7 тыс. западноевропейских евреев из Германии, Австрии и Чехословакии, размещавшиеся в обособленном районе на территории гетто - так называемом "зондергетто" (здесь их, как правило, уничтожали; всего через Минское гетто прошло около 20 тыс. западноевропейских евреев). Впрочем, к августу 1942 году в Минском гетто оставалось всего 6500 обитателей, из них 2100 западноевропейских евреев. Как отмечает И.Альтман, в Белоруссии сильнее, чем где бы то ни было, проявилась тенденция к концентрации евреев в крупных и средних городах: в определенные гетто переселялись евреи не только из сельской местности, но и целые общины в несколько сот человек (при этом не только "полезные" специалисты, но и все остальные) из малых городов. В так называемый "еврейский город" (Judenstadt) в Пружанах было переселено около 6500 евреев из 14 городов, в том числе 4500 из Белостока. Весной 1942 года в район Новогрудка переселили порядка 5500 чел., а в гетто Глубокое были направлены евреи из 42 местечек, сел и деревень. Отметим, что часть евреев из округа Белосток была депортирована в лагеря уничтожения на территории Польши; в то же время часть польских евреев выселялась на восток, в Белоруссию, в район Бобруйска и Могилева, где для них были созданы транзитные лагеря. Чем руководствовались немцы, принимая то или иное решение, остается загадкой.

Начиная с ноября 1941 года, евреи из Западной Европы направлялись, кроме Минска, также во Львов, Каунас и Ригу. В Риге для них было создано отдельное гетто (так называемое "второе гетто"), через которое прошло в общей сложности 25 тыс. евреев из других стран, в том числе и из нейтральных. Спустя два года, в ноябре 1943 года, уцелевших "рижских" иностранцев перевели в концлагерь Кайзервальд (Саласпилс) , а оттуда - в различные рабочие и трудовые команды, в том числе и на территории РСФСР. В отличие от других городов, Каунас никогда не предоставлял для западноевропейцев "услуг" своего гетто: их привозили в так называемый IX Форт исключительно и непосредственно для уничтожения.

В общей сложности как минимум 822 гетто насчитал И.Альтман на оккупированной территории бывшего СССР. Подавляющее их большинство, особенно в оперативной зоне вермахта, быстро создавались и весьма недолго существовали (от нескольких дней до нескольких недель или месяцев), служа лишь нуждам заминки перед неминуемой смертью. Лишь 25 "закрытых" гетто в немецкой зоне оккупации просуществовали от 11 до 27 месяцев, но самыми "долгоиграющими" были гетто в румынской зоне оккупации. Можно сказать, что шансы евреев на выживание в зоне гражданского управления были гораздо выше, чем в оперативной зоне вермахта, причем выше всего они были на Буковине и в румынской оккупационной зоне, где уцелело и дождалось освобождения заметное большинство советских евреев, избежавших ликвидации.

Третья глава книги И.Альтмана посвящена замыслу, ходу и итогам Холокоста в СССР. Рассказав о возникновении и эволюции самой идеи геноцида евреев и о его непосредственных немецких и румынских исполнителях, а также об их украинских, белорусских, русских и прибалтийских пособниках, он выдвигает следующую периодизацию Холокоста: а) 22 июня 1941 (нападение на СССР) - январь 1942 (Ваннзейская конференция); б) февраль 1942 - осень 1943 (ликвидация гетто и рабочих лагерей в немецких зонах оккупации) и в) зима 1943/1944 - осень 1944 (перевод уцелевших евреев в концлагеря и полное освобождение оккупированной территории СССР). На первом этапе ключевыми являются следующие две вехи: 2 июля 1941 года, когда Геринг поручил Гейдриху подготовить план решения еврейского вопроса, и конец лета - начало осени 1941 года, когда истребление женщин и детей становится повсеместным; в то же время уничтожение евреев в румынской оккупационной зоне прекратилось. На втором этапе решающим стало второе полугодие 1942 года, когда евреи были полностью ликвидированы на территории РСФСР и по большей части - на территории Украины и Белоруссии. На третьем этапе особое значение имеет весна 1944 года, принесшая освобождение десяткам тысяч евреев в Транснистрии.

Эти этапы автор использует при региональной характеристике Холокоста, анализируя его хронологию, "технологию", статистику и другие аспекты. Согласно итоговым оценкам, приведенным в книге (табл. 8 на с.303), всего на оккупированной территории бывшего СССР было уничтожено от 2805 до 2838 тыс. евреев (без учета военнопленных). Почти половина из них (1430 тыс.) погибла на Украине, далее следуют Белоруссия - 810 тыс., Литва - 215-220 тыс., Россия (с Крымом) - 144-170 тыс., Молдавия - 130 тыс., Латвия - 75-77 тыс. и, наконец, Эстония -1 тыс. чел.

В этой статистике не учтены расстрелянные евреи-военнопленные - единственная составляющая Холокоста, которая рассмотрена в книге экстерриториально и относительно которой автор, вопреки своему хорошему обыкновению, даже не попытался самостоятельно оценить и, где можно, откорректировать имеющиеся данные. И дело тут как нам представляется, не только в скудости самих данных, но и в определенной принципиальной недооценке этого компонента геноцида. Селекция и экзекуция советских военнопленных началась буквально в первые же дни войны, то есть одновременно с убийствами мирных евреев в Галиции и Литве, но если погромы, скажем, в Паланге, Кретинге, Львове или Белостоке были, отчасти, инициативой и делом рук местных националистов, то первыми палачами советских военнопленных-евреев была уже непосредственно немецкая армия (СД подключилась к этому процессу позднее). Тем самым селекцию и казни военнопленных правомерно квалифицировать как непосредственное начало Холокоста на советской земле как системы. И уже в силу этого одного в такой суммирующей монографии, как рецензируемая, военнопленные заслуживали бы определенно большего к себе внимания.

Характеризуя еврейское сопротивление Холокосту, автор различает и описывает моральное и физическое, индивидуальное и групповое, невооруженное и вооруженное сопротивление. Несмотря на жестокость подавления восстаний, и вообще любых форм сопротивления или даже непослушания в гетто, именно сопротивление и, в особенности, участие в партизанском движении стало для многих евреев реальной возможностью не только мстить фашистам за их преступления, но и шансом на спасение своей жизни. Различные оценки числа евреев-партизан колеблются, согласно И.Альтману, от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч человек.

Очень сильна заключительная глава, посвященная рефлексии советского государства на нацистскую политику по отношению к евреям, вылившуюся в беспримерную по своим масштабам трагедию еврейских сограждан. Эта тема непосредственно соприкасается с проблематикой государственного советского антисемитизма, которую в последние годы успешно разрабатывает Г.В.Костырченко.

После скоординированного нападения на Польшу в сентябре 1939 года немцы не препятствовали бегству евреев из оккупированной ими западной части страны на восток, в результате десятки тысяч уже в сентябре-октябре оказались на советской стороне. То невеселое обстоятельство, что 29 июня 1940 года 76 тыс. таких беженцев депортировали в Западную Сибирь (85 % из них были евреями), в сущности, спасло им жизнь. Но, начиная с ноября 1939 года, СССР практически перестал пускать аналогичных беженцев, хотя, в Кремле, заметим, были неплохо информированы о положении евреев в оккупированной Польше (другое дело, что в период любви и дружбы с Германии этой информации никакого ходу не было).

Гораздо менее известна - так и не состоявшаяся - "дружеская сделка" между будущими заклятыми противниками. В начале 1940 года берлинский и венский офисы Центрального управления по еврейской эмиграции, возглавлявшиеся, соответственно, Р.Гейдрихом и А.Эйхманом, обратились к советскому правительству с просьбой принять 350-400 тыс. еврейских беженцев из Рейха и около 1,8 млн. польских евреев в СССР, в частности, в Еврейскую автономную область (ЕАО) или на Западную Украину. СССР отказался, но с сугубо формальной мотивировкой: в советско-германском соглашении, видите ли, предусматривались обмены только немцами, украинцами, белорусами и русинами. Однако истинные мотивы лежали, как полагает И.Альтман, в другом - в колоссальных масштабах предложенной иммиграции и в патологической шпиономании сталинского режима.

После 22 июня 1941 года советской стороне пришлось как-то реагировать на проявления Холокоста уже на своей земле. И уже 25 июня партийный босс Белоруссии П.К.Пономаренко отреагировал на них так: "Их <евреев - П.П.> объял животный страх перед Гитлером, а вместо борьбы - бегство". Приходится констатировать, что СССР-интернационалист палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то уменьшить последствия немецкого национал-социализма для советских евреев. Хуже он того, он перекрыл правдивую информацию об этом: первое широкое оповещение населения - радиомитинг еврейской общественности - состоялось только 24 августа 1941 года, когда под оккупацией уже находились многие сотни тысяч евреев.

Будь евреи предупреждены - они бы энергичней эвакуировались или хотя бы бежали сами. Но как группа евреи не относились к числу контингентов, подлежащих первоочередной эвакуации (советские, партийные, военные и чекистские работники, квалифицированные рабочие и члены их семей). Тем не менее, среди почти 10 млн. эвакуированных к концу 1941 года доля евреев составляла более четверти! Это, конечно, необычайно много по сравнению с долей евреев в населении и - чрезвычайно мало по сравнению с их долей среди погибших на оккупированной территории мирных жителей! Информация об этих жертвах и об антисемитской специфике немецких преступлений почти не попадала в эфир и на газетные полосы, а в марте 1943 года - в официальном сообщении о зверствах в Ростове, помещенном в "Правде", - была впервые применена долгоиграющая форма этого замалчивания: вполне конкретные "евреи" были заменены абстрактными "мирными советскими гражданами" (или, если речь заходила об Освенциме или Майданеке, то видоизменялся и эвфуизм, - "мирными гражданами государств Европы").

И.Альтман честно и документировано показывает тот бытовой антисемитизм, которым в годы войны с нацизмом был заражен и СССР: его проявления можно было встретить и в ЦК ВКП(б), и у творческой интеллигенции, и в партизанском движении, и у самого населения оккупированных территорий, особенно тех, что были аннексированы в 1939-1940 гг., но и у жителей глубокого тыла тоже (в наименьшей степени антисемитской была Красная Армия; политцензура темы Холокоста, как показал Л.Безыменский, начиналась только на уровне штаба фронта).

Автор убежден, что одним из решающих внутриполитических факторов того, что упоминания о Холокосте дозировались и подвергались цензуре, были сталинские тотальные депортации народов. Они подставляли СССР под аналогию с Третьим Рейха по признаку наказания за "коллективную вину". Да и справедливых упреков в том, что для спасения сограждан-евреев ничего специального не было предпринято, - тоже хотелось бы избежать. Но И.Альтман при этом не забывает указать и на качественную разницу между советским и гитлеровским антисемитизмом.

Когда война закончилась, то запрету подверглись и сама память о Холокосте, ее увековечение. Сколь повсеместен был Холокост на оккупированных землях - можно не напоминать, но в одном лишь Минске после войны появился памятник, рассказывающий об этом и с надписью на идише. В Невеле приказали 6-конечную звезду на памятнике "обрезать" в 5-конечную. Наказуемой оказалась даже сама инициатива создания памятников евреям-жертвам нацизма: ученый-изобретатель В.Фундатор, один из создателей знаменитого танка Т-34, лишился работы из-за намерения установить памятный знак в белорусском местечке Червень, а семеро вознамерившихся создать памятник в Одессе получили по 8-10 лет лагерей за создание "антисоветской и националистической организации". В 1948 году был убит Михоэлс, и было окончательно отказано в издании "Черной книги", в 1949 - закрыли Еврейский музей в Вильнюсе. Призрак "космополитизма" соткался в Кремле и обволок всю страну, и оставшиеся в живых евреи пополнили собой позорный список жертв не одной, а двух диктатур.

Книга И.Альтмана "Жертвы ненависти" венчает его многолетние труды. Она не только закрепляет его в качестве ведущего специалиста по Холокосту на постсоветском пространстве, но и выдвигает в ряд ведущих исследователей этой проблемы в целом. Он не только вводит в мировой научный оборот множество неизвестных или крайне мало известных фактов и источников, как, например, оккупационные газеты, но и приводит их в определенное соответствие и систему. Спокойно и последовательно он разбирает и советские идеологические мифологемы-подлоги, с которыми так не хотят расстаться и сегодняшние антисемиты-энтузиасты (лишив их прямой координации и поддержки, государство в то же время и не преследует их даже тогда, когда они попирают закон).

Вместе с тем она не лишена и недостатков. Так, на карте административного деления на оккупированной территории нет некоторых важных границ, в частности, румынской оккупационной зоны. Несколько больше стоило бы сказать и об отношении к еврейской проблеме еще одной оккупационной державы - Финляндии (тем более что в свете последних исследований ее репутация не так уж и "безупречна"). В такой солидной монографии, как рецензируемая, неожиданностью было натолкнуться на отсутствие сводной библиографии и персонального регистра.

Есть и мелкие неточности: так (с.28), примыкающие к линии фронты оперативные зоны вермахта подчинялись, конечно же, не Верховному командованию вооруженных сил (ОКВ), а Верховному командованию сухопутных сил (ОКХ). Неточны и сведения об освобождении и отпуске из плена военнопленных, родом из оккупированных территорий, в конце 1941 года (с.39): такого рода акция действительно имела место, но началась она в конце августа 1941 года и в ноябре уже закончилась. На с.380 автор излишне доверился своему источнику в интерпретации инструкции НКВД от 10 апреля 1940 года: она была посвящена порядку не разрешения переселения в СССР, а проведению в СССР очередных депортаций (семьи ранее репрессированных польских граждан и военнопленных направлялись на 10 лет в Казахстан, беженцы - в северные районы, в спецпоселки при лесозаготовках, а проститутки - в Казахскую и Узбекскую ССР).

Некоторые неточности, собственно говоря, и не неточности, а временное отражение текущего уровня изученности: так, обозначение ростовского юденрата "Еврейским комитетом старейшин" (с.274) хотя и редкое, но все же не единичное: и в Ворошиловске (Ставрополе) аналогичный орган назывался "Еврейским советом старейшин". Возможно, тут следует говорить об индивидуальной "стилистике" айнзатцгруппы "Д".

Дальнейшие исследования наверняка позволят отшлифовать и некоторые другие тезисы автора, в том числе и статистические выкладки (так, по нашим сведениям, число жертв Холокоста на Ставрополье существенно превышает приводимую им цифру). Но тем-то как раз и хороша книга Ильи Альтмана, что она полностью покрывает, но не закрывает тему и служит великолепной предпосылкой к ее развитию.


Сэм Ружанский
И тогда они пришли за мной:
вспоминая мир Анны Франк
Интервью с Евой Шлосс - сводной сестрой Анны Франк


Летопись Холокоста, открытая дневником Анны Франк продолжается. Недавно Джеймс Стилл по заказу George Street Playhouse, NJ (далее GSP), написал пьесу для юношества об Анне и ее друзьях. Пьесу, которая, используя силу художественного воздействия, убедительно рассказывает молодым людям правду о Холокосте - геноциде евреев в ХХ веке! Стилл ввел в пьесу, и в этом его новация, как равноправное "действующее лицо" видео-интервью с Евой Шлосс и Эдмондом Силвербергом (Далее Ева и Эд.), которые не только пережили Холокост, но и были хорошо знакомы с Анной Франк. Интервью с ними, проецируемое на экран, размещенный на заднике сцены, дополняет игру артистов, придавая, происходящему на сцене, столь необходимое чувство реальности - ведь это живые Ева и Эд, ничего не придумывая, рассказывают о своей жизни.

Справка первая. Ева Шлосс родилась в Австрии в том же 1929 году, что и Анна Франк. Скрываясь от немцев в Амстердаме в одном доме с семьей Франк, Ева практически прошла тот же путь, что и Анна. Семью Евы (как и Анны) выдали предатели. Она вместе с родителями и братом была арестована в день своего 15-летия. Отец и брат Евы погибли, она и ее мать, пройдя "сквозь строй" Освенцима чудом выжили - в 1945 они были спасены Красной Армией. (И только почти сорок лет спустя Ева смогла обо всем этом поведать миру, написав книгу "Eva's Story") После войны вернулась в Амстердам. С 1950 живет в Англии; она и ее муж Цви активно участвуют в организованном ими благотворительном обществе имени Анны Франк. За заслуги в области образования Еве присвоено звание Почетного Доктора Права. Из семьи Анны Франк выжил только ее отец Отто, который в 1953 году женился на матери Евы,- так она стала сводной сестрой Анны.

Справка вторая. Эд Силверберг родился в Германии в 1927 году, спасаясь от нацистов переехал и 1939 г. в Голландию . Здесь познакомился и в течении 1942 года встречался с Анной Франк . Был арестован, но ему удалось бежать и он до конца войны скрывался в Бельгии. После окончания войны переехал Америку. Участвовал в войне в Корее. Теперь он на пенсии и часто выступает в школах и других организациях с рассказами о Холокосте и Анне Франк.

С учетом, главным образом, школьной аудитории спектакль был сделан коротким, чтобы удержать внимание школьников; и "транспортабельным", чтобы его можно было "катать" по школам. Стиллу это блестяще удалось - на базе интервью и книги Евы, он создал уникальный спектакль - урок Холокоста. За короткие 80 минут автор доносит до зрителей главную мысль - "чтобы Холокост никогда не повторился, нельзя быть равнодушным, нельзя стоять в стороне!"

Глубокое проникновение Стилла в природу и суть Холокоста нашло свое отражение даже в названии пьесы - "И тогда они пришли за мной", которое он взял из поэмы лютеранского пастора Нимоллера. Поэма Мартина Нимоллера или Информация к размышлению.

Ежедневно СМИ приносят сообщения об очередных взрывах в Израиле, - гибнут дети, женщины и старики. А мир, мир, называющий себя просвещенным и цивилизованным (!), мир ничего не замечает! Точно так же мир "не увидел" Гитлера! И поэтому и сегодня так актуально звучат пророческие слова простого пастора Нимоллера:

"Они пришли за коммунистами,
Но я не выступил в их защиту,
Потому что я не был коммунистом"
Далее автор последовательно перечисляет - потом нацисты пришли за социалистами, лидерами профсоюзов, потом за евреями, и он ни за кого не вступился в защиту:
" я не был ни социалистом,
ни профсоюзным лидером,
ни евреем!
И тогда они пришли за мной,
но не осталось больше никого,
кто бы выступил в мою защиту".

Это название Стилл дополнил пояснением - "вспоминая мир Анны Франк", давая понять о связи героев пьесы с Анной. Как известно, Дневник Анны обрывается перед ее арестом, пьеса же как бы продолжает этот дневник, рассказывая о том пути, который возможно прошла Анна в лагерях смерти.

В день премьеры автор и Ева с Эдом с волнением следили за сценой и зрителями. Поймут ли школьники то, что они хотели им сказать? Достигнет ли их душ трагедия Холокоста? Осознают ли они как важно не стоять в стороне? Их волнения оказались напрасными: обычно шумная школьная аудитория смотрела спектакль, затаив дыхания, а после спектакля их долго не отпускали со сцены. Особенно "досталось" Еве и Эду.

В целом этот спектакль - художественный урок о Холокосте - был задуман как пьеса в трех действиях с продолжением: первое действие - выставка о Холокосте; второе - сам спектакль, и третье - дискуссия - встреча с людьми пережившими Холокост и артистами и, наконец, продолжение - обсуждение спектакля в классах.

Вот как, например, поставлена эта пьеса в Рочестерском (штат Нью-Йорк) театре GEVA. При входе в театр зрителя встречает выставка о Холокосте, организованная еврейской федерацией Рочестера (директор Барбара Эппельбаум) - на ее стендах личные вещи заключенных, документы, фотографии, копии газет и приказов немецких комендатур, рядом на плакатах карта Европы с указанием концлагерей и историческая справка о Холокосте - от позиций европейских стран до сухих цифр и фактов: сколько евреев проживало до войны в каждой из оккупированных гитлеровцами стран, сколько погибло и сколько осталось в живых.

Все в этой постановке продумано всё - вместо "сухой программки" - иллюстрированный буклет, рассказывающий об возникновение Холокоста и его жертвах, интервью с автором пьесы и постановщиками. В буклете есть и вопросы для обсуждения дома и в школе; и, отдавая дань современности, приведены адреса сайтов, вводящих школьников в мир Анны Франк и Холокоста.

Спектакль начинается с кадров кинохроники о приходе Гитлера к власти. Короткими картинами автор проводит зрителя через "Мир Анны" - встреча Евы и Эда с Анной, жизнь в тайнике, арест, тяготы концлагеря и долгожданное освобождение. В каждой картине к действию на сцене подключаются "экранные" Ева и Эд, становясь, постепенно полноценными действующими лицами. Спектакль закончился, но зрители, среди которых в день моего посещения были представители всех вероисповеданий, рас и возрастов, не торопились расходиться - впереди была дискуссия, которая поразила меня удивительной активностью зрителей.

Успех пьесы с такой специфической тематикой, не скрою, порадовал меня. Сразу после спектакля я обратился к замдиректора театра Эми Голднер с вопросом, чем она (не еврейка!) руководствовалась, выбирая эту пьесу к постановке, и добился ли театр поставленной цели?

Эми - Я выбрала эту пьесу для того, чтобы познакомить школьников не столько с жестокостью Холокоста, сколько с мужеством людей его переживших, рассказать об их маленьких добрых делах и о поступках, требовавших большой смелости; и как важно чтить и помнить людей, которые жили и погибали в Концлагерях. Добились ли мы цели? Да, конечно, - мы планировали показывать пьесу десять дней, но интерес к пьесе оказался намного больше и спектакль шел три недели. Отдельные школы приезжали в полном составе. На каждом спектакле нас засыпали вопросами, а когда на вопросы отвечала Ева, то казалось, им не будет конца. Поэтому я уверена, могу сказать - мы достигли поставленной цели - спокойно без нравоучений рассказать о Холокосте и о том, как важно не стоять в стороне

Но, чтобы полнее ознакомиться с историей спектакля, я рекомендую обратиться к Джеймсу Стиллу и главной героине пьесы Еве Шлосс. Джеймс сразу же согласился ответить на мои вопросы.

Джеймс, почему вы приняли предложение написать эту пьесу?

Вы знаете, я еще живо помню те впечатления, которые оставил на меня дневник Анны, который я прочел в 12 -летнем возрасте. И даже теперь, 25 лет спустя, эта книга меня по-прежнему волнует. Понимаете, люди должны помнить и не забывать, что такое Холокост и почему он стал возможен.

А как появилась идея включить в спектакль видео интервью?

Я искал способ как лучше донести правду до зрителя. И я подумал, что введение в пьесу видео интервью с реальными людьми, рассказывающими о своей жизни предаст спектаклю столь необходимую доверительность к происходившему.

Джеймс, и все же почему Ева и Эд?

С самого начала я хотел найти мужчину и женщину, которые были бы знакомы с Анной Франк. Мне хотелось использовать историю Анны как окно в мир Холокоста. Ее прекрасный дневник повествует только об одной жизни из миллионов. Я же хотел предоставить слово другим пережившим Холокост. И когда George Street Playhouse предложил мне кандидатуры Евы и Эда, то я сразу согласился - ничего лучше нельзя было подобрать. Хочу отметить, что до встречи со мной Эд никому, даже своим детям, так подробно не рассказывал о том, что произошло с ним и его семьей во время войны. Ева же ко времени встречи со мной успела о своей военной "одиссее" написать книгу.

Как вы думаете, научили ли нас чему-нибудь события прошлого?

У меня нет ответа на этот вопрос. Одно я знаю - надо поторопиться зафиксировать рассказы людей, переживших Вторую мировую войну - это поколение стареет и есть опасения, что их знания уйдут вместе с ними. Своей пьесой я хотел сказать всем, как ужасно просто и удивительно легко может вновь произойти нечто похожее на Холокост.

Где была поставлена ваша пьеса?

Практически во всех штатах Америки, во многих городах Канады, Австралии, Англии, Ирландии и даже в Латвии. Сейчас идет речь о постановке пьесы в Германии и Израил .

И, наконец, встреча с Евой - главным действующим лицом пьесы.

Ева, надо ли вам лично принимать участие в дискуссиях?

Понимаете это очень важно, чтобы люди из первых уст узнали о жертвах и страданиях моей семьи и миллионов невинных людей, погибших или переживших Холокост. К сожалению, люди часто не представляют что такое Холокост. Я это сужу по вопросам, которые мне задают школьники после спектакля. Представьте себе, они меня спрашивают:

"Что это такое концлагерь?"; "А что вы делали в свободное время?" "А что в лагере не было магазина, чтобы купить продукты?" Но бывают очень серьезные и далеко не детские вопросы. Например, "Почему Гитлер хотел Вас убить?" И многим не понятно мое объяснение, что просто, потому что мы евреи. И я поясняю, как важно уважать людей независимо от веры и цвета кожи. Я надеюсь, что просмотр пьесы, дополненный обсуждением именно со мной, только что "сошедшей" с экрана, позволит им лучше понять, что мы пережили.

Но разве мало, что вы написали книгу и "выступаете" с экрана?

Знаете, дети лучше воспринимают театр, чем книгу. А когда они еще видят меня вживую, то, я полагаю, виденное надолго уложится в их головках. Это подтверждают получаемые мною многочисленные письма

И не трудно ли Вам шевелить ваше прошлое?

Первые 10 спектаклей я проплакала. Потом вошла в "форму". Вы понимаете, когда я участвую в этих встречах, то я как бы выполняю завет всех кто погиб - "Люди не забывайте нас!" - и это дает мне силы.

В книге вы вспоминаете с горечью, что весь мир бросил вас погибать и не протянул вам руку помощи. А что вы думаете теперь?
К сожалению, мир допустил, чтобы миллионы людей были депортированы и уничтожены. Это так обидно. И я долго была обижена на весь мир! Но нельзя жить с вечной обидой - мир полон хороших и добрых людей.
Отдельные люди говорят - "Ну, Хватит! Сколько можно говорить о Холокосте!" Может быть, действительно, хватит?

Есть люди, которые не хотят слышать о наших страданиях и жестокостях гитлеровцев. Одни - не желают огорчаться, у других - хватает своих проблем. Но более опасны третьи - отрицатели Холокоста. Пройдет 20-30 лет и не останется в живых ни одного их тех, кто прошел через лагеря Холокоста и у отрицателей будут развязаны руки! И поэтому я и мои "коллеги" не устаем рассказывать правду о Холокосте. За последние годы я лично приняла участие в 500 таких дискуссиях в разных странах.

Обычно вы выступаете в англоязычной среде, а как было в Латвии? Спонсор постановки - музей Anne Frank House (Амстердам), посчитал полезным показать пьесу в Латвии, где обострены отношения между латышской и русской общинами. В постановке впервые за последние годы совместно участвовали учащиеся латышских и русских школ. Спектакль шел на латышском языке, но для меня с Джеймсом все звучало нормально. На премьере была президент страны г-жа Вике - Фрейберга, послы Израиля и Голландии. Кроме Риги, спектакль был показан в театрах и школах крупных городов Латвии и широко освещался в СМИ.

Факт №1. В первые же годы гитлеровцами и их подручными было убито и замучено 92 процента евреев, проживавших в Латвии до 1941 года. Факт №2. Из 11 школьников - артистов 10 не знают кого-либо, кто бы был евреем. У 10-го обе бабушки еврейки, но он боится об этом признаться, чтобы его не побили в школе.

Ева, чтобы вы хотели пожелать читателям. Участвуя в дискуссиях в Штатах, я была поражена, как мало американские дети знают об участии СССР в войне с фашизмом и о тех жертвах, которые эта страна понесла. И когда я об этом рассказываю, то почти всегда слышу из зала вопрос- восклицание "What …..?!" Далее, поскольку многие ваши читатели это бывшие жители СССР, то я бы хотела им сказать, что я и моя семья всегда добрым словом, тепло и с благодарностью вспоминаем наших освободителей, - простых русских людей, но не их руководителей. К сожалению, часто людьми руководят очень плохие лидеры. И это трагедия нашего времени. А все люди хотят одного - спокойно жить, наслаждаться жизнью и быть в мире друг с другом. А лидеры делают их жизнь иногда невыносимо трудной, несчастной и я бы сказала опасной. Мира и спокойствия вам!

Уважаемая Ева, позвольте поблагодарить Вас и пожелать Вам долгих лет жизни и такой же неутомимой активности по распространению правды о Холокосте!


Арон Шнеер
«Спасение» - сотрудничество с нацистами


Сотрудничество евреев-военнопленных с нацистами? Если да, то в какой форме и каковы его причины? Возможно, некоторым подобные вопросы покажутся кощунственными: всем известно о тотальном геноциде в отношении евреев со стороны гитлеровской Германии. О сотрудничестве с нацистами гражданских узников-евреев, чаще еврейской полиции и юденратов гетто, есть исследования израильских ученых. Но о фактах сотрудничества евреев-военнопленных почти ничего неизвестно. Кто-то из читателей, возможно, вспомнит, как Н.С. Хрущев упоминал о неком Когане, еврее-переводчике, служившем в штабе Паулюса. Это было встречено в штыки всеми евреями. Этого не могло быть! Однако мы уже говорили о евреях-военнопленных, выдававших себя за немцев и работавших в немецких учреждениях.
Памятник воинам-евреям
Известны случаи использования евреев-военнопленных в качестве переводчиков в лагерях для военнопленных или порой даже в немецких учреждениях. Причем немецкие власти, зная о еврейском происхождении многих переводчиков, временно мирились с этим в силу нехватки столь необходимых им специалистов. И это было достаточно распространено. Именно поэтому немецкое военное руководство категорически выступало против использования евреев в военных структурах. В частности, в секретной записке штаба оперативного руководства вооруженными силами Германии, озаглавленной «Евреи в новооккупированных Восточных областях», адресованной группам армий «Юг», «Центр», «Север», командующим оперативными тылами, командованию армий и танковых групп на Востоке, от 12.9.1941 г. подчеркнуто: «…не должно иметь место сотрудничество вермахта с еврейским населением… не нужно привлекать отдельных евреев для работы во вспомогательных службах Вермахта...» Этой записке вторит и другое распоряжение:
«Главное командование сухопутных войск своей инструкцией, Генеральный штаб сухопутных войск, Генеральная ставка, Отдел использования военнопленных № 11/16560/41 от 11.10.1941 г. сообщает следующее: За недостатком гражданских лиц, говорящих на немецком языке, в отдельных случаях в городах на оккупированной территории на Востоке евреи использовались в переводческих целях.
Указывается на то, что внутри армии евреев не следует использовать ни в служебных, ни в личных целях»
Однако действительность диктовала свое. Немцы испытывали острую необходимость в переводчиках, и поэтому уже через месяц внесены дополнения:
«Главный штаб 12.11.1941 г.
Командующий оперативным тылом «Юг».
Разведывательный отдел
Касательно: Привлечение к работе евреев
В распоряжении Главного командования сухопутных войск от 11.10. 41 г., Генерального штаба сухопутных войск, начальника тыла объединения, шифр военно-административного отдела (У), № 11/16560/41, приказано следующее:
Ввиду нехватки гражданских лиц, говорящих на немецком языке, в отдельных случаях евреев следует привлекать в городах оккупированных восточных областей для работы в качестве переводчиков. Подчеркиваю, что евреев нельзя привлекать к служебной и личной работе внутри войск »
Для немцев это была вынужденная мера, на которую они пошли вопреки первоначальным указаниям.
Хотя, как правило, еврей, становившийся переводчиком, скрывал свое происхождение, но если его тайна обнаруживалась, рано или поздно он разделял судьбу своих собратьев.
В гомельском лагере Дулаг № 121 у главного врача лазарета был переводчик. Когда немцы узнали, что он еврей, его расстреляли
Майор П.Н.Палий вспоминает, что в офицерском лагере Поднесье осенью 1941 г. переводчиком был «высокий красивый лейтенант с грузинской фамилией, по прозвищу Драгун. Пользуясь положением, Драгун брал у пленных часы, разные карманные вещи, хорошие сапоги, ремни, шинели и другое, а взамен приносил хлеб, вареную картошку, котелки жидковатой пшенной каши…»
Далее Палий рассказывает, что на одной из утренних поверок немецкий офицер по-русски обратился к строю с требованием, чтобы все политруки, комиссары вышли из строя. Офицер предупредил, что у него есть список и те, кто не выйдет, понесут суровое наказание… Вышло 109 человек. Был схвачен и Драгун-переводчик. «Его зверски, беспощадно избили перед строем дубинками и подвели к группе политработников. “Вот вам пример! – сказал офицер. – Ротный комиссар, коммунист и жид! Если среди вас есть еще такие гады, вы должны сами их найти и выкинуть из своих рядов!”»
Однако переводчики бывали разные, среди них были и такие, которые, выслуживаясь перед немцами, надеялись спасти свою жизнь. Г.Григорьева вспоминает, что в лагере военнопленных в Пятигорске переводчиком был еврей, который выискивал евреев среди пленных. Однажды он загнал на вышку пленного-еврея и заставил его кричать: «Я юде! Я юде!» Я не могла поверить. Ладно, те, но ты, когда твой народ убивают, как ты мог?»
Почему евреи-военнопленные шли на сотрудничество с врагом? Над военнопленными других национальностей не висел меч расового геноцида. У них, кроме выбора между жизнью и голодной смертью, могли быть и социально-политические мотивы, толкавшие на сотрудничество с нацистами, или просто лояльность, что гарантировало жизнь и сносные условия существования.
Евреи-военнопленные в шахте
Еврейское сотрудничество носило специфический характер: еврей, в отличие от военнопленных других национальностей, вынужден был скрывать свое еврейское происхождение.
У евреев, подвергавшихся тотальному уничтожению, сотрудничество с врагом было единственным шансом, увеличивающим вероятность спасения. Поэтому некоторые хватались за эту возможность, дающую надежду на жизнь.
К сожалению, нам неизвестно имя военнопленного, которому, согласно немецкой разведсводке группы армий «Юг» от 13.2.1942 г., удалось устроиться в одном из учреждений продовольственного снабжения сухопутных войск: «Еврею удалось выдать себя за украинца и занять должность электрика. Он сумел настолько войти в доверие, что ему удалось стать вольнонаемным Вермахта, ему была выдана форма немецкого военнослужащего. Когда он подал заявление в городскую управу о выдаче ему удостоверения как украинцу, выяснилось, что он еврей»
Из этого случая был сделан вывод, что «все гражданские служащие и военнопленные, которые заняты в штабах или учреждениях, должны подвергаться проверке органами государственной тайной полевой полиции»
Несмотря на многочисленные разнообразные проверки, нескольким сотням евреев-военнопленных удалось спастись, вступив во власовскую армию. По некоторым сведениям, органы НКВД при репатриации в 1945 г. советских военнопленных, служивших в армии Власова, подчеркиваю, не обвиненных в этом, а захваченных в немецкой форме, указали, что более сотни человек заявили, что они евреи[10]. Полковник Б.М.Гоглидзе, бывший в 1945–1947 гг. сотрудником Парижской миссии по репатриации, свидетельствует, что в указанный период было отправлено в СССР около 300 человек евреев-власовцев
Конечно, по немецким документам они евреями не числились. Они, как и многие, оказавшиеся во власовской армии, пошли туда, спасаясь от голодной смерти в лагере, с надеждой перебраться за линию фронта.
Итак, были евреи, которые, скрыв в плену свое еврейство и сменив фамилию, шли на сотрудничество с врагом, чтобы при первой возможности перейти либо к партизанам, либо вернуться в Красную армию (см., например, заметку Евгения Берковича "Еврей в нацистском мундире - прим. ред.) . Другие вели борьбу в составе лагерных подпольных организаций как в Германии, так и на оккупированной территории. Одним из таких евреев, избравших сложный путь возвращения в строй борцов, был С.М.Рабинович. О нем очень кратко рассказывает документ, обнаруженный в картотеке евреев-партизан:
«1.Рабинович Самуил Павлович.
2. 1916 г.р. местечко Свислоч, Осиповичского р-на БССР, недалеко от г. Бобруйск.
3. Образование среднее: 7 классов неполной ср. школы, ФЗУ завода им. Маркса в Ленинграде.
4. Слесарь- инструментальщик.
5. В Кр. Армию призван на 3-х мес. сбор 26.04.1941 г. в 3 топографический отряд, в связи с началом боевых действий напр. в Карело-Финскую р-ку. В августе 1941 г. переведен в 10 стрелковую дивизию, 204 полк на Ленинградский фронт в р-н станции Стрельно.
6. ------------------------------------------------------------------------------
7. Взят в плен 16.09. 1941 г. Находился на ст. Волосово, Псков, Двинск, потом в Штутгарте, Берлине.
8. Рабинович Самуил Павлович после окончания школы в Берлине в отряде по борьбе с партизанами под Смоленском р-н Стар. Быхово (охрана ж-д пути) в первый день службы сбежал, прихватив оружие, встретил партизанский отряд, где и остался». (Выделено мною. – А. Ш.).
К сожалению, неизвестно, как удалось С.П.Рабиновичу пройти многочисленные проверки в немецких лагерях, под какой фамилией он скрывался у немцев. Как удалось ему избежать проверки, известной как «крещение кровью»? Во время этой «проверки» большинство «курсантов» всяческих карательных, охранных и других специальных нацистских школ проверялись в конкретной работе, причем не только в арестах, охране, депортации евреев в лагеря, но и личным участием в расстрелах, о чем есть немало свидетельств бывших «курсантов» подобного рода заведений.
Комиссар батальона горский еврей из Азербайджана Мугдаши Хизгилов попал в плен под Вязьмой. В лагере назвал себя азербайджанцем Мигдаром Абдуллалиевым. Принимал участие в работе лагерной подпольной организации. В мае 1942 г. в составе группы азербайджанцев был направлен в формируемый на территории Польши азербайджанский легион. Получил звание гауптмана и стал командиром одной из рот этого легиона. Ему удалось создать подпольную группу из нескольких офицеров-азербайджанцев. Группа вела антигитлеровскую пропаганду и способствовала переходу многих легионеров-азербайджанцев на сторону Красной Армии
В январе 1943 г. Хизгилов был предан, арестован гестапо и заключен в Демблинскую тюрьму, откуда в мае 1943 г. бежал и организовал партизанскую группу. С августа 1943 г. до соединения с частями Красной Армии являлся зам. командира и начальником штаба партизанского отряда
Сложный путь возвращения в ряды борцов с фашизмом избрал А.И.Афроимов. Из документов известно, что родился он в 1921 г. Был кандидатом в члены ВКП(б), войну встретил в должности зам. политрука. Оказавшись в плену, выдал себя за украинца и потом добровольно вступил в полицию. Более года был на службе у немцев. Подробности о деятельности Афроимова в полиции неизвестны. Можно лишь с большой долей уверенности предположить, что Афроимов имел связи с подпольем, выполнял его задания, а затем в октябре 1943 г. ушел к партизанам
К сожалению, есть примеры и добровольного сотрудничества евреев с немцами. Были среди евреев предатели? Увы, да. Этим единицам казалось, что сменить фамилию мало, немецкая форма или форма пособников немцев увеличивает шанс на спасение, может дать гарантию безопасности.
Вениамин Давидович Фрукт, проживавший до 1940 г. в Бессарабии, был призван в армию и в сентябре 1941 г. попал в плен. В плену он назвался Маркевичем Иваном Дмитриевичем. В материалах следствия по его делу говорится, что он добровольно пошел на службу «к немцам и румынам» и «до 15 сентября 1944 г. носил немецкую форму и револьвер, ездил на автомобиле. Фрукт-Маркевич отвечал за снабжение румын и немцев продовольствием в районе Проскуров – Жмеринка. Сам Фрукт-Маркевич не отрицает добровольного сотрудничества с оккупантами, но объясняет, что вынужден был так поступать, чтобы спасти свою жизнь»
Надо отметить, что В.Д.Фрукт не являлся прямым участником преступлений, творимых на оккупированных территориях.
К сожалению, имеются и другие примеры. В оккупированном Львове Хаим Сыгал, назвавшись Кириллом Сыголенко (по другим сведениям Коваленко), добровольно вступает в сотню ОУН. То есть сознательно идет на сотрудничество с врагом и становится военным преступником, принимая неоднократно участие в уничтожении мирного населения. 18 ноября 1941 г. сотник К. Сыголенко принимает участие в совещании руководства УПА «Полесская Сичь». А 19 ноября Сыголенко вместе с 60 казаками УПА «Полесская Сичь» принимает участие в расстреле в Олевске 535 евреев
. После этого К.Сыголенко становится личным адьютантом командира «Полесской Сичи» Боровца-Бульбы. Через короткое время он уже начальник полиции города Дубровицы, где проводит акцию по уничтожению евреев и лично участвует в расстрелах. К.Сыгаленко отступает вместе с немцами в Германию. После войны в 60-е годы он был опознан одной из свидетельниц его преступлений. Процесс над ним состоялся в Ровно. Прокурор в своей обвинительной речи, опираясь на еврейское происхождение Сыголенко, не преминул указать на связь «международного сионизма с украинским буржуазным национализмом». Решением суда Сыголенко (Хаим Сыгал) был приговорен к расстрелу
Исключительный случай – добровольное сотрудничество еврея-военнопленного с гестапо. Причем гестаповцы знали о еврейском происхождении своего агента и использовали этот факт. Эта история столь необычна, что приведем ее полностью.
26 июня 1943 г. в партизанском соединении генерал-майора А.Ф.Федорова был расстрелян немецкий шпион Косов Давид Михайлович[19]. В документах следствия указано, что Косов – по национальности еврей, уроженец г. Киева. Семья – в советском тылу[20]. Указание о семье в советском тылу очень существенно. То есть Косова не шантажировали, обещая безопасность семьи, как бывало неоднократно при попытках немцев вербовать евреев с целью использования их против партизан. Из показаний самого Косова следует, что он «в первые дни войны попал к немцам в плен и во время пребывания в лагерях для военнопленных в г. Житомире завербован гестапо на работу в пользу немцев, после чего был освобожден и переведен в музыкальную команду жандармерии г. Житомира. Через некоторое время Косов направляется на курсы гестапо в Житомире. Эти курсы готовили диверсантов в основном из бывшего комсостава РККА. В порядке исключения зачислили и Косова. По окончании учебы он использовался как секретный агент по г. Житомиру. Затем находился в составе группы так называемых «украинских казаков». 13 марта 1943 г. Косов при разгроме партизанами немецкого гарнизона в селе Ручеевка в числе «украинских казаков», взятых в плен, перешел на сторону партизан.
Задание у Косова было следующее:
«а) установить количественный состав соединения;
б) изучить командный и политический состав, особенно о Федорове и его штабе;
в) вооружение соединения и количество вооружения;
г) источники снабжения;
д) сигналы для приемки самолетов, места дислокации и маршруты соединения»
Особый отдел соединения в течение 3 месяцев следил за Косовым, и в тот момент, когда «Косов намерен был оставить наш лагерь и со всеми добытыми им данными о нашем соединении, уйти в гестапо, Косов 21 июня 1943 г. был Особым отделом арестован и 26 июня уничтожен»
В отчете названы имена еще четырех разоблаченных агентов гестапо (неевреев), выполнявших аналогичное задание. А всего за время деятельности отряда таких агентов неевреев было разоблачено более сотни
Наиболее известна и вместе с тем загадочна и неразрешима до сегодняшнего дня история Мелетия Александровича Зыкова. Даже неизвестна его настоящая фамилия. По его словам, он был одним из ближайших сотрудников Н.И.Бухарина, печатался в центральных советских газетах. В мае 1942 г. в звании дивизионного или корпусного комиссара М. А.Зыков попал в плен под Харьковом.
В 1943 г. генерал-лейтенант А.А.Власов назначил его ответственным за прессу. В частности, Зыков стал редактором газет «Заря», которая предназначалась для военнопленных, и «Доброволец» – для русских добровольцев в немецкой армии
. Неоднократно встречавшийся с ним начальник «отдела пропаганды для добровольцев особого назначения», немецкий соратник А.А.Власова Штрик-Штрикфельд говорит о Зыкове, что он «был человеком подкупающего ума и обширных знаний»
. Вскоре после начала издания этих газет со стороны немецкой службы безопасности СД последовали упреки, что в них «слишком мало места отводится борьбе против еврейства»
. Министерство пропаганды в своем отчете, составленном в начале 1945 г. также обратило внимание на этот факт. В документе «Обзор деятельности отдела работ д-ра Тауберта (антибольшевизм) рейхсминистериума пропаганды до 31.12.1944» отмечено:
«Власовское движение не национал-социалистично. …является жидкой настойкой из либеральной и большевистской идеологий.
Важно и то, что оно не борется с еврейством и вообще не признает еврейского вопроса. (Выделено мной. – А.Ш.) Власовское движение высмеивает национал-социалистическое мировоззрение»
. А когда и Восточное министерство Германии заявило, что «Заря» и «Доброволец» «не ведут антисемитской воспитательной работы», как пишет Штрик-Штрикфельд, Зыков нашел интересное решение:
«Хорошо, – сказал он мне, – мы включим антисемитские материалы в “Доброволец” и в “Зарю”. Мы будем брать их из немецких газет, например, под заголовком: “Фелкишер беобахтер” пишет – двоеточие. Наши читатели сразу поймут, что эта заметка идет в нагрузку. Советский человек научен читать между строк!»
Однако деятельность Зыкова не могла быть не замечена его противниками в самом движении. Так, один из доносчиков гестапо сообщал, что в окружении Власова находятся люди, «хранящие полное молчание насчет еврейского вопроса»[29]. Это был явный намек на Зыкова. Да он и не скрывал своего отношения к антисемитизму. В одной из бесед, размышляя о будущем России, Зыков сказал, что «если черносотенцы придут к власти – горе русскому народу!»
. Об отношении власовского движения к еврейскому вопросу интерес вызывает свидетельство П.Н.Палия: по его словам, в лагере Вольгаст, капитан РОА, прибывший агитировать за вступление пленных специалистов в армию Власова, о еврейской политике Власова сказал следующее: «Мы не собираемся копировать немцев в этом вопросе. Несколько миллионов еврейского населения в СССР являются такой же этнической группой в общей массе, как калмыки, украинцы, татары, поляки и т. д. Они полноправные члены многонационального сообщества народов, населяющих СССР, и такими же останутся, когда вместо СССР будет та Россия, за которую мы боремся»
. Такой подход никак не мог устроить немцев, поэтому судьба Зыкова была предрешена. Летом 1944 г. М.А.Зыков бесследно исчез, «по-видимому, был арестован в Берлине гестапо»
. Один из участников власовского движения Алымов конкретно указывает на причину ареста «гениального еврея Зыкова», который сознательно сеял недовольство в офицерской среде, «вбивая клин между РОА и Вермахтом»
. Возникает вопрос о причинах сотрудничества Зыкова с нацистами. Маловероятно, что он согласился сотрудничать с немцами с целью спасения своей жизни. Можно предположить, что появление Зыкова в штабе Власова было частью хорошо продуманного плана НКВД. То, что советская разведка неоднократно направляла своих агентов в РОА, известно. Может быть, одним из таких агентов и был Зыков. Тем более что точных данных о его аресте гестапо нет и сегодня.
Завершая разговор о сотрудничестве евреев-военнопленных с немцами, отметим, что, конечно, среди евреев, попавших в плен, могли быть и, наверняка, были противники советской власти, особенно если речь шла о старшем поколении или родственниках репрессированных. Более того, будь у некоторых из них возможность открытого сотрудничества с нацистами – они бы пошли на это.
Но уникальность трагедии евреев вообще и евреев-солдат в частности, в том, что в отличие от солдат всех других национальностей, евреям не оставляли шанса на выживание даже при их возможном согласии сотрудничать с врагом.
На следующую В начало Назад