Джованни Палатуччи родился 31 мая 1909, в Монтелле (провинция Авеллино, область Ирпино), в семье Феличе и Анжелины Молинари. Важную роль в его воспитании и нравственно-культурном формировании сыграли его дяди - Антонио и Альфонцо, доценты Теологического Колледжа Альмо в Неаполе, впоследствии возглавлявшие францисканские монастыри в Пулье и Неаполе, а так же Джузеппе Мария Палатуччи, епископ Кампаньи. После окончания гимназии и получения лицейского диплома, Джованни поступает на военную службу в качестве офицера, получив распределение в Монкальери. В 1932 году, в возрасте 23 лет, он защищает диплом по юриспруденции, успешно окончив Туринский Университет.
16 сентября 1936 года, в Генуе, Палатуччи дает присягу и начинает работать в качестве исполняющего обязанности главного инспектора Министерства Общественной Безопасности. 15 ноября 1937 года его направляют в город Фьюме, где он приступает к должности инспектора Центрального Отделения Полиции, возглавив Отдел Иностранных Лиц. Именно эта служба вскоре вплотную сталкивает его со страшной реальностью того времени, в которой он проявляет редкую гуманность по отношению к еврейскому народу.
Джованни Палатуччи
"У меня есть возможность сделать немного добра и люди мне бесконечно благодарны за это. В ответ на мои поступки я получаю их искреннюю симпатию. Кроме этого, ничего особенного о себе рассказать не могу", - пишет Джованни в письме родителям 8 декабря 1941 года. Действительно, "ничего особенного", если бы не это "немного добра", означавшее спасение тысячи жизней, не взирая на особую опасность того страшного времени. По свидетельству Рафаэла Дантона, итальянского представителя на Первой всемирной еврейской конференции в Лондоне, состоявшейся в 1945 году, Палатуччи удалось спасти более пяти тысяч евреев.
Джованни Палатуччи был глубоко-верующим католиком, и хоть нам не известны его высказывания по поводу "расовых законов", множество свидетельств подтверждают, что в течение продолжительного времени он отказывался стать соучастником преследований и казней. Он даже отказался покинуть Фьюме, когда в апреле 1939 года, Министерство, в котором он служил, переместилось в Казерту.
Рудольфо Грани, фьюминский еврей, в свое время лично знакомый с Джованни Палатуччи и приложивший немало усилий к делу признания заслуг и должного почтения памяти Джованни Палатуччи в Италии и Израиле, говорит о Джованни как о "благороднейшем молодом католике". Во время "первой операции по спасению", проведенной в марте 1939 года, когда речь шла о судьбах 800 еврейских беженцев, которым грозил скорый арест Гестапо, Джованни вовремя предупредил Грани, добившегося вмешательства епископа Исидора Саина, в свою очередь временно спрятавшего беженцев в помещении вблизи аббатства, находившегося под его контролем. В своем обращении к бывшим заключенным лагеря в Кампаньи, Грани пишет: "Во власти Джованни Палатуччи было предоставить временную прописку евреям, бежавшим с оккупированных территорий в Фьюме, что он часто исполнял в невероятно опасной обстановке, вызывая гнев своего начальства. Джованни Палатуччи проявлял уважение и сочувствие к гонимым не только находясь на службе, но и в свое свободное время, часто появляясь в компании друзей евреев в общественных местах и заведениях. Когда в июне 1940 года разразилась война, и евреи Фьюме и округи были арестованы, а затем - в большинстве своем - помещены за проволоку лагеря в Кампаньи, не однажды Джованни обращался за помощью к своему дяде Джузеппе Мария Палатуччи, епископу Кампаньи, относившемуся к гонимым с предельной добротой и благородной щедростью, тем самым, проявляя высочайшую гуманность и любовь к еврейскому народу". Последний особо сблизился со своим племянником Джованни начиная с июня 1940 года, когда молодой служащий, возглавлявший Отдел Иностранных Лиц, начал посылать еврейских беженцев в Кампанью, поручая их своему дяде-епископу. Джованни, конечно, понимал, что лагерь, не смотря на всевозможные лишения, служил относительно безопасным прибежищем югославским евреям, и - совместно с дядей-епископом - использовал все способы для их спасения от прямых опасностей. Чтобы избежать препятствий со стороны начальства и полиции, Палатуччи объяснял "ссылку" беженцев в целях обеспечения безопасности местного населения.
В статье "Вклад Ватикана в дело спасения евреев", опубликованной в "Хабокер" 10 августа 1952 года, Рудольфо Грани уделяет особое внимание описанию истории собственной "ссылки" в Кампанью, "где мы, фьюмяне, были заключены в большой массе" и где епископ Палатуччи "постоянно находился среди тысяч и тысяч наших людей, помогая нам, поддерживая нас максимальной щедростью, фотографируясь с нами, проклятыми и изгнанными".
Один из личных друзей и коллег Джованни Палатуччи, адвокат Ниел Сакс ди Грик, отмечал в своем письме от 25 сентября 1952 года, обращенном к епископу Палатуччи, "благодарность спасенных" и свое личное глубокое уважение к Джованни. Ниже он подчеркивает "особую злобу" начальников Джованни и вспоминает, как в одной из дружеских бесед Джованни поделился с ним мечтой об открытии в Фьюме собственной юридической конторы по окончанию войны, и с горечью добавил: "Они пытаются убедить нас, что сердце - это всего лишь мышца, они пытаются запретить нам поступать так, как велят нам наши сердца и наша религия". "Я слышу эти благородные слова нашего незабываемого мученика по сей день, и хочу уверить Вас, что за всё долгое время моей службы, я никогда не встречал человека более порядочного и чуткого, чем Ваш племянник", - пишет адвокат. Джованни Палатуччи, возглавлявший Отдел Иностранных Лиц в одной из самых опасных зон того времени, предотвращал все операции по преследованию и уничтожению евреев, организованных бюрократической машиной. Один из "вышестоящих" проверяющих, явившийся в отдел Палатуччи 23 июня 1943 года, нашел в папках лишь списки иностранцев, давно не проживавших в Италии, и пришел в гнев от того, что работа молодого инспектора никогда до этого не проверялась "с необходимой тщательностью". Проверяющий обвинил Палатуччи в "предвзятости и неэффективности". Проверка, должно быть, была следствием напряженных отношений Джованни с начальством.
Еще одно яркое свидетельство редкой отзывчивости Палатуччи, без сомнения, представляет собой рассказ австрийской еврейки Розы Нюманн, опубликованный в журнале "Израиль" (№39, 18 июня 1953 года), которой вместе с мужем удалось спастись. Остерегаясь отправки в Дахау, чета Нюманн пыталась бежать в Югославию, где была задержана и отправлена в полицейский участок Фьюме. Находясь в заключении, муж и жена опасались репатриации в Австрию, что означало неотвратимую смерть. Им уже довелось слышать о Палатуччи и его отношении к евреям, когда однажды он неожиданно посетил их камеру. Каково же было их удивление, когда в день Рождества Христова их доставили в Центральное отделение полиции, куда Палатуччи... пригласил их на обед. "Я была настолько потрясена произошедшим, что с трудом проглатывала пищу", - вспоминает она, добавляя, что "с помощью Джованни Палатуччи мы, наконец, были освобождены и наши жизни были спасены". Госпожа Нюманн особо поблагодарила дядю Джованни, епископа Палатуччи, обращаясь к нему в письме от 26 июня 1953 года, в котором она вспоминает: "Ваш племянник часто говорил о Вас. Зная, что нас должны отправить в Кампанью, он намеревался дать нам сопроводительное письмо, адресованное Вам. Но нас отправили в Монтефьясконе, поэтому, к сожалению, я не имела чести лично познакомиться с Вами". Далее она подчеркивает, что "все спасенные евреи" хранят добрую память о "благороднейшем" Джованни. "Надеюсь, что мое краткое повествование", - пишет г-жа Нюманн - "позволит читателям узнать чуть больше о характере этого человека, который в столь тяжелые времена неотступно следовал заповеди о любви к ближнему. Его имя должно произноситься с уважением всеми последующими поколениями израильтян".
Другой свидетель, еврей из Нью-Йорка, Карл Селан, с такой же глубокой благодарностью вспоминает Джованни Палатуччи: "Все, бежавшие от Гитлера, включая нашу семью, находили приют в Фьюме только благодаря доброте и исключительной человечности Джованни. Если бы не он, очень немногие из нас остались бы в живых".
Дядя Джованни, епископ Палатуччи, вместе со своим племянником помогавший евреям избежать трагической участи, вспоминает оперативную деятельность Джованни: "Он всячески препятствовал арестам евреев, часто задерживая приказы или лично сопровождая евреев в Фьюме, откуда многие из них были перемещены в Кампанью, где я был епископом и принимал беженцев из его рук, помогая им, чем мог, и тем самым, спасая жизнь многим". В одном из интервью по случаю присвоения имени Джованни Палатуччи одной из улиц в Рамат-Ган, епископ Палатуччи вспоминает, как неоднократно в присутствии полицейских и чиновников он открыто высказывался против "расовых законов", уточняя: "Я всегда протестовал против расизма, но с особенным пылом - во времена преследования евреев, когда я старался оказать им всяческую помощь, включая материальную поддержку".
Итак, Джованни и его дядя-епископ "в четыре руки" справлялись с задачей спасения евреев, и даже когда полиция расставляла особо опасные ловушки, Джованни неизменно находил способ нелегально переправить беженцев на каком-нибудь корабле и убедиться в их прибытии под опеку дяди-епископа. Вплоть до 8 сентября 1943 года, мост над рекой Энео, отделявший фьюминскую землю от югославской территории и находившийся под контролем итальянской армии, служил путем к спасению для тысяч восточно-европейских евреев, в основном, бежавших из захваченной фашистами Югославии.
Число евреев, находившихся в Фьюме на 8 сентября 1943 года, насчитывало около трех с половиной тысяч. Большую часть из них составляли беженцы из Хорватии и Галиции. После установления "республики" и роспуска итальянской армии, Палатуччи остается в городе практически в одиночестве, представляя "другую" Италию, не желавшую быть соучастницей Холокоста. В ноябре 1943 года территория Фьюме была присоединена к так называемому "Адриатическому Побережью", простиравшемуся от района Удины до Любяны. Это была истинная военная зона, находившаяся под командованием Фридриха Райнера, располагавшего неограниченной властью. Итальянское государство больше не существовало на этой огромной территории, а в Фьюме заправлял немецкий офицер, решавший судьбы всего населения - капитан СС Хопенер. В этой отчаянной ситуации Джованни решает остаться в Фьюме и берет на себя обязанности главы - по сути, несуществующего - Центрального Полицейского Отделения, не выдавая нацистам ни одного еврея и продолжая спасать многих, рискуя собственной жизнью.
Швейцарский посол в Триесте и близкий друг Палатуччи, предупреждает Джованни об опасности, угрожающей его жизни, и предлагает помочь ему перебраться в Швейцарию. Но Палатуччи лишь отправляет в Швейцарию еврейскую женщину, которую он любил, отвечая своему швейцарскому другу, что он "не в силах оставить в руках нацистов итальянцев и евреев Фьюме". Джованни связывается с итальянскими партизанами, и под вымышленным именем Даниели, работает с ними над планом присоединения к союзникам, мечтая по окончанию войны создать свободное государство. В феврале того же года Палатуччи становится регентом Центрального Отделения Полиции Фьюме. Таким образом, он мог продолжать подпольно помогать евреям: Джованни уничтожает картотеки, дает деньги тем, кто вынужден прятаться, лично отвозит беженцев в порт Бари, откуда на кораблях они добираются до нейтральных стран. Нацисты, информированные провокаторами, начинают подозревать Джованни и обыскивают его дом.
С целью предотвращения облав, готовящихся СС, Палатуччи убеждает городскую администрацию не выдавать нацистам информацию о жителях города без его предварительного согласия. И когда капитан Хопенер организовывает "большую охоту на евреев", Палатуччи вовремя предупреждает людей и помогает им скрыться. Наконец, капитан СС понимает, что был одурачен... Партизаны советуют Палатуччи покинуть Фьюме, но он остается. 13 сентября 1944 года Джованни Палатуччи был арестован Гестапо и заключен в тюрьму Триесте. 22 октября его отправили в концлагерь Дахау, где он погиб - незадолго до освобождения, в возрасте 36 лет, от истощения и тяжелого труда (согласно другим показаниям, он был расстрелян).
Есть еще одно свидетельство тех страшных лет... Помогая одной из еврейских женщин скрыться от ареста и поручая ее в руки одного из своих помощников, Джованни наказал последнему: "Это госпожа Шварц. Прошу тебя, отнесись к ней, как к моей сестре. Точнее, как к твоей сестре, так как она и есть твоя сестра - во Христе". Много лет спустя, эта женщина приехала из Израиля в Фьюме, чтобы положить цветы у порога полицейского участка - в знак светлой памяти о Джованни Палатуччи. Дань благодарности Джованни Палатуччи
Евреи Фьюме, пережившие трагедию гонений и концлагерей, по окончанию войны объединились в желании отдать дань светлой памяти Джованни Палатуччи. Около четырехсот граждан Израиля - все из них были спасены молодым героем - участвовали в осуществлении инициативы, начатой Рудольфо Грани. Так, например, было решено назвать именем "героя, брата и друга" улицу и парк в израильском городе Рамат-Ган, расположенном вблизи Тель-Авива. 9 апреля 1953 года, от имени Мемориального Комитета, мэр города Рамат-Ган, Абрам Криници официально пригласил епископа Палатуччи и его брата, отца Альфонцо принять участие в праздновании, назначенном на 23 апреля. Епископ Джузеппе Мария Палатуччи, с радостью откликнулся на приглашение и заверил, что "с большим удовольствием приедет в Израиль, где сможет вновь встретиться с друзьями, приобретенными в Кампаньи тех горьких лет, в страну с таким удивительно-голубым небом, где жива память о душе, пожертвовавшей себя ради ее сынов". Пресса - и не только израильская - подробно осветила это событие. Среди прочих заметок еврейского печатного источника, журнала "Израиль", выходящего в Риме, описывается празднование 23 апреля, где можно прочесть и такие слова: "В целом можно с уверенностью сказать, что вся семья Палатуччи боролась за спасение гонимых евреев".
Церемония 23 апреля открылась национальными гимнами Италии и Израиля ("Хатиква") и завершилась посадкой 36 деревьев вдоль улицы, носящей имя Джованни Палатуччи: каждое дерево символизирует год молодой жизни, задушенной в Дахау. Первые два дерева были посажены дядями Джованни. Улица Джованни Палатуччи - одна из самых красивых в Рамат-Гане (Город Садов) - пролегает на пути из Хайфы в Тель-Авив.
По инициативе "Керен Кайемет Леисраэль", Национального Еврейского Фонда, директор его Центрального Комитета в Италии, г-н Нафтали, сообщил отцу героя, Феличе Палатуччи, о новой мемориальной инициативе: о посадке на Иудейском Холме вблизи Иерусалима рощи, носящей имя Джованни Палатуччи. Посадка началась в десятую годовщину смерти Джованни, 10 февраля 1955 года. Место, выбранное для рощи, пролегает недалеко от Рощи Мучеников, посаженной в память о жертвах нацизма. Имя Джованни Палатуччи выгравировано у входа в парк на аллее Праведников, вблизи Яд-Вашем, где большие черные камни покоятся над пеплом жертв концлагерей.
17 апреля 1955 года, в память о погибших в Дахау и совпадая с десятой годовщиной Освобождения, Джованни Палатуччи был посмертно представлен к Золотой Медали. Союз Еврейской Общины Италии сопроводил награду следующими словами: "Джованни Палатуччи, инспектор Отдела Иностранных Лиц полицейского отделения Фьюме, способствовавший спасению евреев и других гонимых и преследуемых, был арестован нацистами в сентябре 1944 года и заключен в Дахау. Вследствие изнурительного физического труда и изнурения, на кануне освобождения оборвалась его жизнь. В государстве Израиль в его честь названы улица и парк.. Евреи Италии свято чтят память об этом бесстрашном человеке". Несколько улиц и площадей в Италии носят имя Джованни Палатуччи - в Турине, Авеллино, Генуе и Монтелле, родном городе героя.
К сожалению, итальянское государство игнорировало заслуги героя в течение долгих пятидесяти лет. 30 июля 1952 года, в ответ на запрос об официальном признании заслуг Джованни Палатуччи, Министерство Внутренних Дел сообщило, что "в личном деле Джованни Палатуччи свидетельств, подтверждающих его деятельность во благо еврейского населения, нет". Поражает бессмыслица формулировки министерских бюрократов: как будто детали подпольной деятельности в крайне опасной обстановке тех лет могли фигурировать в каком-то "личном деле"... ради будущей славы. Однако, как гласит пословица, лучше поздно, чем никогда. По инициативе начальника полиции Фердинандо Масоне, Национальной Ассоциации "Мириам Нович", Еврейской Общины Италии и городских властей Монтеллы, 19 мая 1995 года, в честь Дня Полиции, президент республики Оскар Луиджи Скалфаро посмертно представил Джованни Палатуччи к Золотой Медали "за гражданские заслуги". Медаль была передана в руки одного из молодых инспекторов Высшего Института Государственной Полиции. Президент Скалфаро пожелал, чтобы медаль была вручена президентом Еврейской Общины Италии, г-жой Тулией Зеви. В настоящее время медаль находится среди экспонатов Музея Государственной Полиции. В январе того же года состоялась еще одна церемония, так же организованная евреями Италии: полицейскому отделению Авеллино был подарен портрет героя-мученика. Картина являлась подарком еврейского художника Джорджа де Канино, выразившего "любовь и благодарность" еврейского народа родине Джованни Палатуччи.
Без сомнения, героизм Джованни Палатуччи служит ярким примером высокого чувства гражданского долга и благородного духа религиозного братства. Именно религиозные воззрения, которым следовал герой в своих действиях, отмечены католической Церковью, в настоящее время готовящей церемонию благословения незабываемого "фьюминского инспектора", спасшего более пяти тысяч еврейских жизней.
Союз с дьяволом
Агенты гестапо в Варшавском гетто
В аду, который представляло собой Варшавское гетто, были свои демоны, свой Мефистофель. Я имею в виду не немцев. Немцы воспринимались как некая потусторонняя сила, нечто роковое, находящееся не внутри, а вне мира гетто. Глухая и ровная ненависть, которую к ним испытывали, не имела ничего общего с острым чувством, вызываемым коллаборантами - своими еврейскими полицейскими и агентами гестапо.
Симпатичные и упитанные люди
Общественное сознание гетто пропитывали исторические ассоциации. Все реалии его жизни имели прецеденты в прошлом народа, история которого была столь богата трагедиями. Еврейская полиция в диаспоре прецедентов не имела. Полиция - всегда инструмент оформившейся государственной власти. Общины диаспоры в таком инструменте не нуждались, они всё-таки не были государством в государстве. И в нашем случае инициатива исходила не от юденрата.
Загоняя людей в гетто в октябре 40-го, немцы приказали юденрату сформировать еврейскую службу порядка с ограниченными полномочиями - контроль уличного движения, соблюдение чистоты во дворах, подъездах, предупреждение преступлений (не совсем ясно, что под этим подразумевалось), участие вместе с немецкой и польской полицией в охране входов в гетто и выходов из него, борьба с контрабандой.
Во главе службы порядка стал выкрест, бывший полковник польской полиции Юзеф Ширинский, считавшийся профессионалом. Зато все остальные офицеры этого довольно обширного формирования, насчитывавшего к концу существования гетто 2 тыс. человек, к профессионалам не относились. То были, как правило, молодые люди свободных профессий из состоятельных семей, на первых порах безвозмездно взявшиеся за наведение порядка в гетто. Среди них имелось много адвокатов и бывших офицеров польской армии.
Первоначально к ним испытывали даже некоторое расположение, прощая коррумпированность, которая воспринималась как неизбежное зло в подобных обстоятельствах. В середине декабря 1940 г. историк Варшавского гетто Эммануил Рингельблюм писал в своем дневнике: "Еврейская полиция образована из опытных и симпатичных людей". Считалось, что наличие собственной службы порядка - благо. Всё же свои - не поляки, и тем более не немцы. Легче договориться.
Но чем строже становились требования немцев, чем круче разворачивались события, тем дальше еврейской полиции приходилось идти по дороге компромисса. В памяти гетто остались так называемые "лапанки" (от слова "лапать", "хватать") весной 41-го, когда эти "симпатичные" люди хватали на улицах прохожих, отпуская только тех, кто был в состоянии откупиться, и отправляли их в трудовые лагеря... Теперь уже облик полицейских - упитанность, чистая одежда, дубинка, а главное, хорошо вычищенные сапоги - вызывал отвращение. Их главный аргумент: "Что вы от нас хотите: не мы, так немцы сделают это", - не принимался обществом во внимание.
Спустя год тот же аргумент приводился во время массовой депортации, когда те же "симпатичные" и упитанные люди, спасая себя, вылавливали и загоняли кого ни попадя на сборный пункт для отправки в Треблинку.
Но спасения не было никому. Немцы относились к своим еврейским подручным как будто бы с доверием и доброжелательством, но то был союз с дьяволом. В один из последних дней депортации семьи полицейских внезапно были уведены эсэсовцами якобы для перерегистрации - уж отцы-то этих семейств понимали, что означают эти эвфемизмы. В своих начищенных сапогах, с дубинками, они стояли под прицелом немецких автоматов в ужасе перед открывшейся бездной, которая скоро поглотит их самих. "Тринадцатка" и ее шеф
Но и еврейская полиция находилась не на самой нижней ступени моральной деградации. Еще ниже была тайная полиция, агентура гестапо, в просторечии называемая по номеру дома, где располагалась ее штаб-квартира, - "тринадцатка" (Лешно 13). Собственно, это была целая сеть различных учреждений, названия которых - отдел по борьбе со спекуляцией, бюро контроля плакатов, "скорая помощь", бюро контроля мер и весов и т. д. - служили камуфляжем для тайных функций: слежки, доносительства, контроля слухов, настроений, намерений. Во главе этой системы стоял человек в высшей степени примечательный - Абрам Ганцвайх. Именно его я имел в виду, упомянув выше о Мефистофеле геттовского ада.
О нем ходило множество легенд. Загадочным виделось как его появление в Варшаве, так и исчезновение. Кое-что, правда, известно достоверно. Известно, что родился он в 1904 г. в Ченстохове, служил учителем в ивритской школе, сотрудничал в провинциальных еврейских изданиях, принадлежал к правому крылу партии Поалей-цион. В начале 30-х оказался в Вене, после аншлюса Австрии перебрался в Лодзь, где издавал на польском языке антифашистский еженедельник "Вольность".
Характерно, что после оккупации Лодзи немцы арестовали всех подписчиков этого еженедельника, но самого Ганцвайха не тронули. Ему дали возможность перебраться в Варшаву, куда он явился в сопровождении свиты - группы адвокатов и чиновников из различных провинциальных городов. Они-то и составили руководство "тринадцатки".
Непонятны были истоки могущества Ганцвайха, которое он не уставал демонстрировать - то вызволит из тюрьмы Януша Kорчака, куда тот попал за отказ носить повязку, то освободит из заключения нескольких раввинов, то добьется оставления в гетто Сенной улицы - приюта еврейской аристократии. Говорили, что еще в Вене он выполнял секретные поручения австрийских нацистов, что в Лодзь перебрался для выявления антифашистских элементов, а Варшаве ему покровительствует шеф отдела пропаганды администрации Варшавского дистрикта доктор Оленбух, да и с гестапо у него, судя по всему, отношения доверительные. Еженедельные визиты в резиденцию гестапо на аллее Шуха, куда он приносил свои отчеты о жизни и настроениях в гетто, нередко заканчивались ответной информацией гестаповцев о событиях на фронтах и в мире. Такая информированность создавала Ганцвайху дополнительный ореол, который содействовал его проникновению в широкие общественные круги. Разумеется, это был не просто заурядный осведомитель. Он претендовал на весьма заметную роль в жизни общества. Собирал у себя интеллигенцию - литераторов, раввинов, политических деятелей. Его так боялись, что некоторые присылали заверенные врачом справки о болезни, не смея не придти просто так. Он был неплохим оратором, свободно владел ивритом, идиш, немецким, польским, знал еврейскую историю, культуру. Такая разносторонняя образованность помогала ему проповедовать изоляционистскую концепцию, имевшую известную притягательность в еврейских общественных кругах.
Гетто - благо. Оно создает условия для культурной автономии, изолирует от ассимиляторских влияний польской культуры, позволяет народу оставаться самим собой. Да, сейчас невыносимо тяжело, но ведь идет война. Надо находить общий язык с немцами. Это позволит пережить войну в состоянии национальной целостности, а затем уехать за пределы Европы (чего, собственно, и добиваются немцы), сохранив культуру, традиции, религию.
Такая апология гетто как альтернативы ассимиляции была широко известна и в прежние времена, находила немало сторонников, и требовалось нравственное чувство, чтобы не принимать ее из рук гестаповского агента. Впрочем, и его союз с дьяволом мог восприниматься тогда как допустимый компромисс, особенно если вспомнить, что на выживание надеялись многие, а окончательное решение еврейского вопроса в газовых камерах казалось невероятным.
Ганцвайх был бешено честолюбив. Его устраивала лишь роль единоличного лидера гетто. Отсюда его жестокая и неустанная борьба с президентом юденрата Черняковым. Считалось, что второй арест Чернякова в конце 41 г., когда его подвергли особенно изощренным унижениям, - дело рук Ганцвайха. Главное его детище - отдел по борьбе со спекуляцией, род советского ОБХСС, - составлял постоянную конкуренцию еврейской полиции, отличаясь от нее лишь численностью (200-300 человек), особой формой и свирепым, переходящим всякие пределы лихоимством.
Когда на очередном этапе борьбы "тринадцатки" с юденратом, за которой стояло соперничество ветвей германской власти, антиспекулянтский отдел закрыли, Ганцвайх организовал станцию "скорой помощи". Но и такое, казалось бы, вполне невинное учреждение приносило ему доходы (в машинах с красным крестом перевозились контрабандные товары) и служило прикрытием в агентурной работе.
Вся деятельность этого человека являла собой причудливую смесь демагогии и доносительства, черного бизнеса и благотворительности, тайных интриг и явных амбиций. Конечно же, рано или поздно от него должны были избавиться. В ночь с 18 на 19 апреля 1942 г. немцы устроили чистку среди общественных лидеров гетто. В проскрипционных списках были и руководители "тринадцатки".
Но Ганцвайх сумел исчезнуть из гетто, с тем чтобы появиться там уже в период массовой депортации опять-таки в ореоле тайны и могущества. Ходили слухи, что он выполняет поручения гестапо на арийской стороне. Затем он опять-таки бесследно и уже навсегда исчезает. Это, пожалуй, единственный деятель гетто, о судьбе которого ничего неизвестно. Погиб ли он в расстрельных подвалах гестапо или сумел перехитрить своих хозяев и уцелел, сменив обличье? Никто не знает. "Мы народ, как все народы..."
Анализируя материалы деятельности "тринадцатки" и ее лидера, я испытывал временами некое содрогание от противоестественности этого союза: евреи и гестапо. Мое национальное сознание не могло примириться с таким понятием: "еврейские агенты гестапо". По зрелом же и здравом размышлении понимаешь: это не бросает и не должно бросать тень на весь народ. Сто лет назад один из основателей сионизма Жаботинский писал в российской прессе: "Мы народ, как все народы; не имеем никакого притязания быть лучше. В качестве одного из первых условий равноправия требуем признать за нами также право иметь своих мерзавцев: точно так же, как их имеют и другие народы. Да, есть у нас и провокаторы, и торговцы живым товаром, и уклоняющиеся от воинской повинности... Краснеют разве наши соседи за то, что христиане в Кишиневе вбивают гвозди в глаза еврейских младенцев? Нисколько: ходят, подняв голову, смотрят всем прямо в лицо и совершенно правы, ибо так и надо, ибо особа народа царственна, не подлежит ответственности и не обязана оправдываться. Даже тогда, когда есть в чем оправдываться".
"Тринадцатка" формировалась из представителей национального дна, да и сам Ганцвайх, этот инфернальный авантюрист, не так уж загадочен, как хотел сам себя представить. Между тем в гетто была другая, куда более крупная фигура, унесшая в могилу свою тайну. Это тайна превращения выдающегося еврейского мыслителя и общественного деятеля в осведомителя нацистов. Агент абвера
Его имя - Альфред Носсиг - есть в обеих русскоязычных еврейских энциклопедиях - и в той, что перед Первой мировой войной Брокгауз и Ефрон издавали в Петербурге, и в той, что выпускалась в Иерусалиме в наши годы. Обе отводят ему немало места, что уже само по себе служит доказательством значительности личности, а новая энциклопедия даже дает портрет. На нем изображен красивый чернобородый человек с утонченным лицом и страдальческими глазами.
Он обладал поистине леонардовской разносторонностью. Родившись во Львове в 1864 г., учился в немецких университетах, получил ученые степени по юриспруденции, медицине, философии. Писал пьесы, критические и музыковедческие статьи, сочинил либретто для оперы Падеревского. Его скульптуры были посвящены чаще всего библейским героям - "Царь Соломон", "Иуда Маккавей", "Вечный жид". K тому же он - основоположник еврейской статистики и демографии.
В политической деятельности всегда был диссидентом. Участвовал в первых сионистских конгрессах, но вступил в конфликт с Герцлем. Однако считал себя защитником еврейских национальных интересов. Его идеи опережали время, но потом, как правило, усваивались политическими противниками. Так было с предложениями о создании Всемирной еврейской организации с участием несионистов, о планомерной и широкомасштабной переселенческой деятельности. Мышление его носило глобальный характер. Он то и дело создавал всевозможные общества для решения мировых еврейских проблем.
После того как к власти пришли нацисты, Носсига высылают из Берлина, где он прожил больше 30 лет, в Варшаву. Здесь он целиком отдается осуществлению своей давней мечты - лепит скульптуру "Священная гора", которую хочет поставить в Палестине на вершине горы Kармел как символ всеобщего мира и еврейского национального дома.
Всё это рисует нам образ человека высоких помыслов, художника и философа. И вот Черняков в конце 1940 г. года получает из гестапо приказ включить Носсига в состав юденрата. А тот и не скрывает своей связи с немцами, своих регулярных осведомительских докладов. Правда, в отличие от Ганцвайха, он не извлекает из них никакой особой материальной выгоды. Некоторые историки считают, что он вошел в контакт с немецкими властями, пытаясь добиться их согласия на еврейскую эмиграцию. Но ведь эти контакты продолжались и после массовой депортации, когда большая часть народа, защитником национальных интересов которого Носсиг считался всю жизнь, уже была уничтожена.
Один из руководителей восстания варшавского гетто Марк Эдельман говорил мне, что у них, в штабе готовящегося восстания, не было сомнений в том, что Носсиг - многолетний, еще с довоенных времен, агент абвера.
Долгое и бурное, почти 80-летнее существование этого человека оборвала 22 февраля 1943 г. пуля боевика еврейской подпольной организации. Мог ли он, один из пионеров и теоретиков сионизма, вообразить себе, что когда-нибудь умрет от руки молодого сиониста, выполняющего приговор своей организации?
Юлиус С. Фишер
Транснистрия: Забытое кладбище
Сокращённый перевод с английского
Давида Розенфельда Одесса: Друк, 2002
Фрагменты из книги
Об авторе
Юлиус С. Фишер (1892 - 1965) - потомок знаменитого пражского раввина XVII века Иегуды Лоева. Получил учёную степень доктора философии и права Пражского университета. Пытался спасти 400 семей румынского города Дева, в котором он был раввином. В 1939 году он покинул Румынию и, оказавшись в Северной Африке, стал раввином города Найроби. С 1942 года жил в США. До 1948 г. являлся духовным руководителем венгерских евреев Манхэттена, затем - раввином города Бьюфорта штата Южная Каролина. Он автор многих трудов, которые публиковались Всемирным Еврейским Конгрессом.
Его книга о Транснистрии написана в 50-е годы XX века и основана на приказах, докладах, отчётах румынских военных, жандармов, чиновников, материалах судебного процесса по делу румынских военных преступников. Приведенные в ней данные, разумеется, отражают состояние исследований того времени. Вышедшие во второй половине XX века книги дают более полное представление о Холокосте в Транснистрии, Бессарабии, Буковине, Румынии.
ВВЕДЕНИЕ
Транснистрия была географической уродиной. Выделенная из состава Украины провинция была образована в бытность Иона Антонеску диктатором Румынии в начале войны Германии и её союзников против Советского Союза летом 1941 года. Она включала в себя территорию между Днестром и Бугом в самой южной части Украины. Весь период существования провинции продолжался два года и семь месяцев с 19 августа 1941 года - после того как советские войска покинули её - и до 20 марта 1944 года, когда Красная Армия снова отвоевала её.
Сегодня это - бесследно исчезнувший исторический призрак. Но в еврейскую историю он вписан кровью и слезами и никогда не будет забыт. Ужасы непродолжительной истории Транснистрии не поддаются описанию: варварские, омерзительные акты зверства, бессердечие, грабёж, пытки, каннибализм, хладнокровное уничтожение беззащитных жертв. Транснистрия - символ геноцида.
При Гитлере и нацистском движении миссией немцев было истребление расы или групп людей. Нацисты заранее планировали свои акции, разрабатывали стратегию, подготавливали инструкции и методики массовых убийств. На крупных химических заводах они производили смертоносные яды и проверяли их действие; эксперты по уничтожению (Адольф Эйхман, Дитер Вислицени, Курт Бехер и др.) направлялись из страны в страну для выполнения "заданий".
В своей дьявольской работе немецкие нацисты оставались верными себе, своей системе, поистине непревзойдёнными в своей основательности, систематичности, жестокости.
Румынский геноцид имел другой характер. Диктатор Ион Антонеску был сумасшедшим, подобным Муссолини и Гитлеру, но без их качеств лидера, во-первых, и - железной воли, во-вторых. Тщетно добиваясь поддержки политических партий Румынии, он действовал особняком. За его высокопарными фразами и декларациями не было реальной силы или организации. Он издавал свои указы о депортации и уничтожении евреев без какого-либо чёткого плана и руководства. В следовавших затем беспорядках и хаосе все злодеи были бесконтрольными. Каждый губернатор, префект, клерк, каждый военный или даже гражданский чиновник мог поступать согласно своей прихоти, как ему заблагорассудится. И они действовали с невообразимой алчностью, жестокостью и садизмом.
В жалком стремлении следовать примеру немецких коллег они избивали свои жертвы дубинками, истязали их, заставляли раздеваться, запирали в вагонах для скота, морили голодом или доводили до смерти изнурительной работой. Но румыны внесли и собственный "вклад" в изобретение особых мер: марши в зимнюю стужу людей, раздетых догола или закутанных в газеты; массовое изнасилование женщин и девушек; и самое ужасное - сожжение заживо 20 000 евреев в Одессе.
Транснистрия стала кладбищем более чем 200 000 евреев. Её история мало известна даже тем, кто занимается изучением этого периода. Данная книга - попытка представить некоторые события трагедии - некоторые события; все остальные потеряны навсегда. Вся история не будет известна никогда.
Диктатура Антонеску
Как и большинство фашистских лидеров, Ион Антонеску прошёл путь от тюрьмы до власти. Он не был политическим лидером. Он сам говорил: "У меня нет политической партии, нет политических последователей. Я не знаю, кому какую должность поручить в каком департаменте". Он принял звание маршала и помпезный титул "Лидер страны". В правительство вошли его преданные друзья - Михай Антонеску (не родственник), несколько генералов армии и лидеров Железной гвардии. Он провозгласил Румынию "легионерным государством".
Наступила пора жестокого террора. В январе 1941 года погромы прокатились по всей стране. В Бухаресте террор достиг наивысшего предела, когда нескольких евреев приволокли на бойню и обезглавили гильотиной. Легионеры экспроприировали фирмы евреев. В дальнейшем имели место противостояние, стычки, разрыв между Антонеску и главой легионеров. Румыния была полностью закабалена немцами. Количество оккупантов достигло 500 000.
Началось восстание легионеров, произошли столкновения между силами диктатора и легионерами. Легионеры грабили еврейские дома, пытали и убивали их обитателей, уводили в лес и расстреливали. Восстание легионеров было подавлено. Ион Антонеску стал единоличным правителем страны. 22 июня 1941 года Германия начала войну против СССР. В течение четырёх лет судьба Румынии была в руках этого диктатора. Импульсивный и эмоциональный человек, он не был фанатиком железной нацистской идеологии. Он любил свою страну с преданностью солдата, готового в любой момент пойти за неё даже на фронт.
Он не колебался, уничтожая еврейское население. Хотя, похоже, добро и зло боролись в этом человеке. Он напоминал средневекового экзекутора, который, прежде чем убить жертву, просил у неё прощения. Он отстоял 16000 черновицких евреев от депортации и, таким образом, фактически спас им жизнь. Тремя годами позже он уже сожалел об этом акте милосердия. Творя свой суд, он уверял: "что касается его - так он ни одного еврея не оставил бы в Румынии". Во время правления Антонеску "только" 300000 евреев были обречены на смерть. Должны ли мы быть благодарны убийце сотен тысяч людей за то, что он не убил больше?
Массовые убийства
22 июня 1941 г. Гитлер напал на Советский Союз. Румынское наступление началось 11 днями позже. Антонеску заявил министрам своего кабинета в первые дни войны: "Рискуя, что некоторые традиционалисты среди вас не поймут меня, я - за насильственную эмиграцию еврейских элементов Бессарабии и Буковины. Они должны быть переправлены за границу. Мне безразлично, будем ли мы выглядеть в истории, как варвары. Более удачного момента никогда не существовало в нашей истории. У вас есть мои приказы. Я прошу вас быть беспощадными. Слюнявость, сюсюканье, философский гуманизм здесь не уместны. Давайте воспользуемся преимуществом данного исторического момента и очистим землю Румынии и нашу нацию от всех напастей, которые сыпались на нас в течение столетий.
Я говорю вам - тут нет закона! Поэтому без лишних формальностей, при полной свободе действий, отбросив осторожность, если нужно - стреляйте из автоматов!"
Антонеску обозначил свою политику следующими словами: "Таким образом, я предоставлю возможность совершать массовую резню. Я отсиживаюсь в своей крепости, после завершения массовых акций я восстанавливаю порядок".
Приказ № 193-941, изданный начальником штаба 4-й румынской армии, гласил: "Вражеские агенты пытаются совершать акты саботажа, снабжают врага информацией, даже убивают отдельных воинов. Еврейское население принимает активное участие в этих акциях. Мы требуем быть безжалостными по отношению к этим преступникам".
3 июля 1941 года Румыния начала своё наступление. В тот же день румынские части вошли в Чудей, городок вблизи границы. Ими командовал майор Валериу Карп, который годом раньше, во время румынского отступления перед наступавшей советской Армией, приказал уничтожить 36 евреев в этом самом городке. В своём садизме он дошёл до того, что заставлял даже солдат-евреев стрелять в своих собратьев. Его собственная дочь активно участвовала в убийствах. Теперь, вернувшись на арену своих прежних преступлений, он приказал уничтожить 450 из 500 евреев. Остальных загнали в гетто. Так же вела себя вся румынская армия по мере своего продвижения. 4 июля она заняла город Сторожинець, и в нём были убиты 200 евреев. В Ропсее солдаты использовали членов семьи Хасс в качестве живых мишеней, чтобы практиковаться в стрельбе. Маленькая девочка из этой семьи, ещё не убитая, просила солдата пустить в неё пулю - и получила её. В городах Стэнешть, Джадова Ноуа, Джадова Веке женщин изнасиловали, мужчинам отрезали бороды, многие были убиты. Из 400 местных евреев Костешти и Глиница в живых осталось лишь 40. Еврейского хирурга доктора Зальцмана позвали ассистировать при родах румынской женщины. После того, как он принял ребёнка, отец женщины избил его, и румынский офицер выстрелил в него. В отчаянии доктор пытался покончить с собой.
Напрасно евреи города Херца искали спасения в своей синагоге. 5 июля претор приказал схватить 100 из них и уничтожить. В тот же день в Вийните, местонахождении святого Хагера, раввинской династии и почитаемого центра еврейской жизни, был убит 21 еврей. В близлежащем городке Росточи были уничтожены все евреи, кроме десяти.
Ужасающим событием этого чёрного дня, 5 июля, было вступление румынских воинских частей в город Черновцы, столицу Буковины, где еврейское население составляло 50000 человек. Румыны сразу же окружили и начали грабить еврейскую часть города, убивая сотни евреев. На следующее утро с прибытием основных сил стартовали массовые убийства, проводимые совместно румынскими и немецкими солдатами. Румынские войска при поддержке войск СС под командованием Олендорфа систематически проникали в дома, продвигаясь от улицы к улице, убивая молодых и стариков, мужчин, женщин и детей. В течение 24 часов число жертв достигло 2 000.
Гестапо арестовало 400 ведущих евреев Черновцов, в их числе - Главного раввина доктора Марка. В течение двух дней жертвы подвергались бесконечным пыткам. Немцы открыли огонь по большой синагоге и повели доктора Марка на верхний этаж Дворца культуры, чтобы он оттуда наблюдал душераздирающий "спектакль". Потом раввина и других заключённых доставили на берег реки Прут и расстреляли.
Полицейские подразделения гнали 300 евреев к полицейскому управлению, где женщин обыскивали, искали драгоценности, затем отпускали домой.
Мужчин оставили на 5 дней, освободили за выкуп - по 40-50 долларов за каждого человека или за эквивалентные драгоценности. Оставшаяся часть Северной Буковины была оккупирована спустя несколько дней. И массовые убийства продолжались. Количество убитых составило: в Косман - 27, в Зониаке (Звиниоче) - 130, в Рапужнець - 32. Войсковые части оккупантов, продвигаясь на восток в направлении города Хотин, 2 июля заняли город Новая Сулица, в котором убили 800 евреев, а оставшихся в живых заключили в гетто. 4 дня спустя вновь назначенная власть приказала изгнать 60 евреев из гетто и уничтожить их. В тот же день остальные румынские соединения достигли Единець, где образовали большой концлагерь для евреев. Вступившие румынские солдаты устроили расправу над 500 евреями; побросали убитых в три массовые могилы и затем расстреляли и копателей ям. В течение следующих 5 дней было убито 12 евреев в городе Липкань и 40 - в Ленкэуць. В Чепелеуць была истреблена вся еврейская община (160 человек).
Прокатившиеся страшные акции происходили на северном участке румынского фронта. Подобные зверства совершались и на центральном направлении фронта. В начале июля были оккупированы район Бэлць (Бельцы) и его одноименный центр. Накануне немецко-румынские самолёты разрушили три четверти города Бэлць. Ежедневно в 4-5 часов пополудни самолёты сбрасывали на дома зажигательные бомбы. Охваченные огнём, дома горели ночью, как громадные факелы. В эти дни многие евреи бежали в соседние города (Влад, Таура Веке, Таура Ноуа), в которых потом румынские войска грабили, насиловали женщин и девушек, убивали мужчин.
Такие омерзительные акции в этих городах вызывали возмущение даже у немцев. 8 июля румынское подразделение собрало 50 евреев в городах Таура Ноуа и Таура Веке. Ограбив их, они приказали им лечь лицом в грязь и расстреляли их. Майор Рэнк из главного штаба 9-й немецкой армии послал румынскому начальнику штаба документы об этих преступлениях и предупредил начальников штабов, что "такое обращение наносит урон престижу румынской и немецкой армий в глазах мирового общественного мнения". Подобные послания были, однако, исключением, а не правилом для немецких военных.
9 июля отряды 9-й германской армии заняли Бэлць. Бежавшие евреи начали возвращаться в город - и их заключили в два гетто, созданные по приказу немецкой военной полиции, которую возглавили полковник Коллнер и капитан Праст. Одно гетто было во дворе банка Молдовы, другое - в тюрьме.
11 июля 1941 вечером под предлогом, будто они стреляли в немцев, 10 евреев забрали из гетто и убили. Между тем по приказу капитана Праста был создан административный комитет гетто, во главе его стал Бернард Вальтер, бывший помощник мэра города Бэлць и президент Торговой палаты. Этот комитет создали для того, чтобы он заботился о продовольственном снабжении и санитарных условиях в лагере (гетто). 15 июля пополудни членов комитета вызвали в немецкую полицию, где капитан Праст потребовал список коммунистов для расстрела. И добавил, что если список не будет выдан ему, то евреи, в первую очередь все члены комитета, будут убиты.
Комитет, солидарный с президентом, без колебаний отказался выдать нацистам своих, после чего Праст арестовал их. Затем их обыскали, ограбили, и они были препровождены один за другим во двор банка Молдовы. Их вели под конвоем, перед глазами охваченных ужасом членов их семей и других евреев, к забору в конце двора. У забора члены комитета оставались полчаса, там их пытали немецкие солдаты, издевались над ними, фотографировали. Группу заложников завели в подвал банка, где они рвали на себе волосы, молились, кричали, бросались к ногам палачей.
Около 8 часов вечера на грузовиках их повезли в Слободзия-Бэлць, где находился карьер (каменоломня). Их разделили на группы по 15 человек и заставили копать могилы для себя. Когда могилы выкопали - их заставили лечь на землю лицом вниз. Каждый получил пулю в затылок. Одни погибали сразу, другие обращались к убийцам и просили ещё пулю. Умерших должны были закапывать те, кто ещё был жив. Один-единственный, кто избежал расстрела в этой группе, был Бернард Вальтер. Имея много друзей в кругах румынских властей, он остался жив благодаря усилиям преданного ему начальника румынской полиции.
15 июля ночью 20 других заложников были расстреляны под выдуманным предлогом, будто они стреляли в немцев. Наконец, немецкие войска и гестапо покинули Бэлць. Евреев передали в распоряжение румынского майора Иону Граду. Он переправил узников гетто в лес вблизи Рэуцел. В разрушенном сарае, окружённом колючей проволокой, обнажённых заключённых охраняли солдаты. Там многие узники умерли. Позднее из лагеря Рэуцел оставшихся в живых евреев депортировали в Маркулешть, а оттуда - Транснистрию.
Трагедия мучеников гетто города Бэлць - это лишь часть той катастрофы, которая имела место в действительности в этом районе. Еврейское население этого района, согласно переписи 1930 года, составляло более 31000 человек. 17 июля 1941 года генерал Ион Топор доложил штабу армии, что численность оставшихся евреев 3 841 и ещё 5000 на пути в Бэлць. Эти данные показывают, что более 20000 человек погибли. Некоторые бежали в Россию; так как советские войска быстро отступали, то число их не могло быть велико. Следовательно, говоря, что 17 - 18 тысяч были убиты, мы не преувеличиваем.
В местечке Маркулешть, Сорокского района, процветавшая сельскохозяйственная колония была разрушена. Созданная Еврейской ассоциацией колонистов, она насчитывала 2 300 фермеров и имела развитое стабильное хозяйство. 8 июля румыны оккупировали город, собрали евреев, объявили их заложниками и убили 18 из них, включая раввина. Последовала общая резня в течение 4 часов. Были убиты 1 000 человек. Солдаты продолжали безумное кровопролитие в местечках Флорешть, Гура Каменка, Гура Кэйнарий. Число жертв невозможно определить. В Климауць - примерно 300. 17 июля румыно-немецкие войска вступили в Кишинёв - столицу Бессарабии с еврейским населением свыше 50000. Были уничтожены тысячи и тысячи евреев, среди них и возглавлявший городскую еврейскую общину пожилой раввин Ю. Л. Цирельзон.
В конце июля 1941 г. Северная Буковина и Бессарабия - территория, на которой проживало более 276 000 евреев - была занята немецкими и румынскими войсками. Массовые убийства этого периода подходили к концу. Продвижение румыно-германских армий было таким быстрым, события развивались столь стремительно, а ужас столь парализующим, что не возникало ни возможности, ни желания заниматься описанием всех происходящих событий. Для этого не было и физической возможности. Переживших кровавые бани, изгнанных из своих домов евреев концентрировали в гетто и отправляли в ссылку, в условия, где даже мысли о том, чтобы послать кому-то сообщение или вести и хранить дневник были невозможны. Вся история массовых убийств не будет раскрыта никогда.
ДЕПОРТАЦИЯ
Вскоре узников гетто начали под конвоем переправлять в восточном направлении. Позади остались их дома - уже ограбленные или которые ещё будут ограблены населением и властями; их умолкнувшие синагоги, пустые школы и заброшенные кладбища. Толпы обреченных людей, группа за группой, шли по дорогам Северной Буковины и Бессарабии. Из деревень их гнали в города, ставшие "пунктами концентрации". Затем - к Днестру (в Румынии его называют Нистру), по другую сторону которого простиралась бескрайняя равнина Украины. Это была часть той земли, заключённой между Днестром и Бугом (и известной в течение трех лет как Транснистрия), куда и были изгнаны, в конечном счете, евреи. Мосты, ведущие из Бессарабии в Транснистрию, стали "пунктами перемещения", через которые "вышвыривали из страны" евреев.
Массовая депортация осуществлялась в три фазы. В июле 1941 года поступил приказ о депортации евреев из Северной Буковины и Бессарабии. Их выселение закончилось в середине ноября. К этому времени в этих двух провинциях оставались только те евреи, которые были сконцентрированы в трех городах: в Черновцах - 50000; в Сторожинцах - 2000 и в Кишинёвском гетто - 10000.
8 октября Антонеску приказал выслать евреев из этих трех городов, а также евреев Южной Буковины и Дорохойского района. Их высылка завершилась к концу декабря. Однако в последний момент 20000 евреев Черновцов получили разрешение остаться. Из них 4000 впоследствии были эвакуированы во время третьей волны депортации в июне 1942 года.
Самые первые группы, гонимые к Днестру, составляли бессарабские евреи, жители близлежащих местечек и сёл.
8 июля инспектор жандармерии Бессарабии приказал собраться отдельно всем сельским евреям. Шестнадцатью днями позже 25 000 евреев севера Бессарабии были переправлены в город Кослар в Транснистрии. Всё, что они испытали до наступления этого дня, неизвестно. Некоторые зафиксированные факты свидетельствуют о том, что они многое претерпели.
Евреев, уцелевших в районе Хотина, этапировали и над ними издевались по дороге конвоиры - солдаты и юнцы-допризывники. В селении Романкауць они останавливались, чтобы насиловать женщин и девушек. Эти 25 000 жертв были первыми из доставленных в Транснистрию. На Севере Буковины самые первые высылки начались в Сторожинецком районе. В начале июля в городе Сторожинец было три гетто. Местных евреев- мужчин поместили отдельно в школе, а женщин - в приюте, в то время как 2 500 евреев из окрестных деревень согнали в синагогу. Им всем запрещалось покидать указанные места. Они не могли покупать себе какие-либо продукты питания; многим приходилось питаться одной травой. Начальник полиции полковник Александреску мучил и избивал их.
Лагеря
Поскольку невозможно было всех евреев сразу "швырнуть" через Днестр, власти решили устроить для них в Бессарабии лагеря, в которых их будут содержать до начала эвакуации. В августе месяце 1941 г. в Бессарабии были следующие лагеря.
Лагеря фашистской Европы внесли свой вклад в несмываемый позор человеческой истории. Преступники ответственны и за попытки сокрытия условий, которые преобладали в лагерях, за действия, совершенные в них. Румыния была единственной страной, где официальная корреспонденция давала отчёты, хотя бы частично соответствующие реальной ситуации.
Условия в Кишинёвском гетто не отличались от других лагерей. Кишинёв был столицей Бессарабии. В 1940 году еврейская община города насчитывала 50 603 человека. Этот большой центр еврейской жизни и просвещения возглавлял пожилой Главный раввин И. Л. Цирельзон, всемирно известный ученый, член Румынского Сената, в котором он в течение многих лет бесстрашно и решительно боролся с антисемитизмом.
17 июля 1941 эта процветавшая община была разорена, опустошена кровопролитием, организованным немецкими и румынскими войсками. Оставшихся в живых 10 311 человек изгнали из домов, им позволили взять с собой лишь то, что они могли нести на своих плечах. Они были загнаны в гетто и втиснуты по 20 - 40 человек в комнату в разрушенных бомбёжкой домах Им не разрешали покидать гетто. Солдаты и офицеры грабили их. Капитан И. Параскивеску за 15 дней службы в гетто устроил у себя дома настоящий базар восточных ковров, наборов китайского фарфора и т.п.
Жизни евреев зависели от прихоти угнетателей. 1 августа немецкий офицер потребовал 250 мужчин и 200 женщин для работы. Среди мужчин он выбрал лиц с высшим образованием, среди женщин - при помощи монокля - красивых. Вечером того же дня 39 человек вернулись и сообщили, что все остальные убиты. Евреев из гетто послали для закапывания общей могилы.
Неделей позже румынский дорожный инспектор забрал 500 евреев для работы; 200 возвратились измученными, калеками, об остальных никто больше ничего не слышал.
Развращенности убийц и преследователей противостоял героизм еврейских жертв. Адвокат Шапиро (его имя не упомянуто) проявил удивительную изобретательность: он достал униформу армейской офицера, в которой вылетел на военном самолете в Бухарест, чтобы попытаться предотвратить депортацию своих собратьев. Его усилия, однако, были безуспешными. Останься он в столице - возможно, oн сохранил бы свою собственную жизнь. Но он вернулся в гетто - и погиб вместе с тысячами своих соплеменников.
ПОМОЩЬ, РЕПАТРИАЦИЯ И ПОПЫТКИ СПАСЕНИЯ
Люди по-разному проявляют себя в трудные времена, в критических обстоятельствах: герои, которые отдают свои жизни для спасения других - с одной стороны, и предатели - с другой стороны. Имя кишинёвского "адвоката Шапиро", совершившего фантастический полёт в Бухарест с целью помочь собратьям, избравшего возвращение в гетто и гибель вместе с ними; имена могилёвских и шаргородских врачей, которые во время эпидемии жертвовали собой в больницах; имя такого бесстрашного борца и защитника своих собратьев, как Вильям Фильдерман, - не забываемы и сегодня. Были, однако, среди евреев и самые низкие негодяи. Одним из них был д-р Н. Гингольд, президент Еврейского Центра Румынии.
Ион Антонеску, следуя нацистским образцам, распустил национальные организации, действительно представлявшие еврейство страны (еврейский совет Румынии - ЕСР, Федерацию синагог), и создал еврейский центр (ЕЦ) под руководством раболепствующих трусов, предававших своих товарищей ради собственной выгоды. Позиция Гингольда ни в каком вопросе не была более отталкивающей, чем в вопросах помощи депортированным.
С самого начала д-р Гингольд придерживался мнения, что акция помощи депортированным должна быть отложена до тех пор, пока её идея не будет согласована с правительством; а правительство считает их врагами страны, и такое отношение должно быть ко многим евреям. Каждый, кто занимается оказанием помощи депортированным, берёт на себя весьма серьёзную персональную ответственность и рискует. Эта позиция, конечно, не разделялась подлинными еврейскими лидерами. В результате их работы 10 декабря 1941 года было одобрено решение ЕЦ (первоначально Федерации синагог, распущенной вскоре) послать помощь депортированным. Это было одним из достижений, прежде всего, в эти апокалипсические дни, когда официальная политика была направлена на уничтожение евреев.
Д-р Зиммер сформировал в ЕЦ комитет помощи в составе себя самого, А. Швефельберга, Фреда Шарага и д-ра Е. Костинера. Д-р Гингольд вынужден был принять во внимание эти обстоятельства. Однако он сохранил за собой право контролировать и подписывать корреспонденцию комитета. Он в полной мере пользовался этим правом. Были случаи, когда некоторые письма неделями ожидали его подписи. Эта политика промедления значительно затрудняла акции комитета и погубила множество евреев.
Комитет помощи обращался к евреям Румынии за деньгами и вещами. Нельзя было ожидать особенно значительных взносов, поскольку евреи были доведены до нищеты различными "румынизированными" постановлениями. Они должны были сдавать часть своей одежды на военные нужды, вносить большую контрибуцию в счёт национального военного займа и в дополнение платить непомерный налог, в сумме составлявший 4 миллиарда лей ($8 000 000).
Было принято решение, что надо увеличить на 15% налог в фонд помощи депортированным. Так было собрано 110 миллионов лей на благотворительные цели, но беспринципный д-р Гингольд выделил только 16,626 млн. на эти цели.
Работа комитета помощи в таких условиях достойна восхищения.
Данные о помощи узникам лагерей следующие:
Наличные 79462000 лей
Наличные для отдельных лиц 81669000 лей
Питание 24000000 лей
Медицина 14458000 лей
Всего 199589000 лей
(около 400 000 долл.)
Были посланы: одежда стоимостью 270 844 лей (5400 дол.); тонны соли, угля, оконного стекла; а также старьё, верёвки, гвозди, лопаты и различные инструменты для ремесленников.
В тот же период был сформирован другой комитет помощи, в который вошли Бертольд Собель, Сало Шмидт и другие. Его казначеем был Траян Покопович, занимавшийся подпольным сбором суммы, эквивалентной 200 000 дол. Они поддерживали и высланных в Транснистрию, и обнищавших евреев Черновцов.
Сумма, поступившая от американских еврейских организаций, была сравнительно небольшой - 25000000 лей (50 000 дол.).
Возвращение в Румынию
Еврейские лидеры сосредоточили свои усилия на возвращении в страну сирот. Они просили разрешения репатриировать 5 000 сирот, лишённых как обоих, так и одного из родителей. Д-р Гингольд рекомендовал репатриацию только тех сирот, которые лишены обоих родителей. 12 ноября 1943 г. международная комиссия решила удовлетворить предложение Гингольда; в начале 1944 года она объявила о намерении разрешить возвращение 2 500 сирот.
6 марта 1944 года группа, состоящая из 1 846 сирот, прибыла в город Яссы, и их разместили в различных общинах.
Весной 1944 года Ион Антонеску больше не сомневался в исходе войны. Глядя на карту, он сказал своему приближённому, шефу секретной полиции:
"Смотри, Кристеску, это не фронт, это - катастрофа". Сейчас он, почти как год спустя Гиммлер, искал способы сокрытия совершённых им тяжких преступлений. Отменив свой приказ от 27 января 1944 года о запрещении репатриации, он приказал 14 марта репатриировать всех депортированных евреев. Но было слишком поздно. Большое русское наступление, начатое 10 марта под Уманью, привело в последующие недели к очищению всей территории Транснистрии от оккупантов.
Один из еврейских комитетов, выехавший из Бухареста для оказания помощи в репатриации погибающих ссыльных в Могилёве, не смог добраться до этого города. Другому комитету спасения удалось достичь Балты и вернуть в страну 2 518 депортированных. Всем им разрешили вернуться в свои дома, кроме 563 обитателей Вапнярки, интернированных в Тыргу-Жиу.
Результаты усилий по спасению следующие:
Репатриировано сирот 1 846 чел.
Репатриировано евреев Дорохоя 1 500 чел.
Репатриировано выживших из поселившихся в России 70 чел.
Репатриировано из Балты 2 518 чел.
Репатриировано из Вапнярки 410 чел.
(17 из 427 были задержаны)
Всего 6 344 человека
ЗАБЫТОЕ КЛАДБИЩЕ: ЗЛОВЕЩАЯ СТАТИСТИКА
Транснистрия стала кладбищем для более чем 200 000 румынских и русских евреев. Сейчас представим подробнее зловещую статистику этой чёрной главы в истории нашего столетия.
Согласно переписи населения Румынии 1930 г., а также от 6 апреля 1941 г. и от мая 1942 г., численность евреев Буковины и Бессарабии в 1930 г. составляла 301 886. В 1940 г. их численность была ненамного меньше. Часть из них бежала вместе с отступавшими русскими, многие были убиты, остальные депортированы, за исключением 16 000 евреев Черновцов. Прокатились три волны депортации: с 12 сентября по 10 ноября 1941 г., с 9 октября по 31 декабря 1941 г. и в последующий период. Сразу же после начала русско-германской фазы второй мировой войны, 22 июня 1941 г., евреи Бессарабии (кроме кишинёвских) и Северной Буковины (т.е. северная часть района Радауц и весь Сторожинецкий район, кроме города Сторожинець) были изгнаны и сконцентрированы в трёх лагерях в Бессарабии. С 12 сентября по 10 ноября они были депортированы из Бессарабии в Транснистрию (первая волна). Новая перепись, проведенная перед началом депортации, показала, что в лагерях Единець, Секурень и Вертужень находилось 54 028 евреев.
Во время второй волны были депортированы евреи Кишинёва, города и района Черновцов и Южной Буковины (районов Сучава, Кымпулунг, Радауц и Дорохой). Из кишинёвского гетто были высланы около 10 400 человек. Из всего еврейского населения города Черновцы и его окрестностей, составлявшего 49 500 человек, депортировано около 29 500; Из города Сторожинець депортировано 2000 евреев; из еврейского населения районов Сучава, Кымпулунг, Радауц, общей численностью 18 180, был депортирован 17 961 человек вмеете с 11 547 из района Дорохой.
Последние депортации в июне 1942 года включали 4000 евреев из Черновцов; из Тыргу-Жиу, тюрем и других мест сослали в лагерь Вапнярку 1046 человек; 1l72 человека депортированы в другие местности. К ним надо добавить 8 500 жертв из 25 000 конвоируемых румынами в Транснистрию 25 июля 1941 года, но пригнанных обратно немцами 17 августа 1941 г. Общее количество евреев в период последних депортаций (октябрь - декабрь 1941 г.) составило 140 154.
Необходимо подчеркнуть, однако, что фактическое число депортированных было намного больше. Невозможно определить, даже приблизительно, сколько тысяч погибло в лагерях Единець, Секурень и Вертужень в период с 22 июня по 12 сентября 1941 года, и сколько сотен расстреляно по дорогам из этих лагерей через "ворота" в Транснистрию.
16 сентября 1943 года генеральная инспекция румынской жандармерии представила министерству внутренних дел Румынии подробный отчёт о лагерях Транснистрии с описанием ситуации по состоянию на 1 сентября 1943 г. Надо учесть, что за семь месяцев, прошедших после указанной даты, вплоть до освобождения 20 марта 1944 г., много узников умерло. Другие, например, партизаны Бершади и некоторые обитатели Вапнярки, были убиты. Всё же указанный отчёт даёт наиболее полное представление о количестве депортированных и жертв в предшествующие месяцы.
Данные отчёта жандармерии показывают, что в различных лагерях Транснистрии был 50 741 заключённый и 1 656 в лагере Вапнярка, всего 52 397. Учитывая, что 140154 были депортированы, приходим к неизбежному выводу: погибло 87757 евреев Румынии. Из местных евреев истреблено 130000 человек: 20 000 в Одессе, 48000 в Богдановке, 18000 в Доманёвке, 4000 в Акмечетке и 40000 в Березовском районе эсэсовцами |генерала Отто Олендорфа.
Таким образом, 217 757 евреев было уничтожено на огромном кладбище Транснистрии.
Следует ещё установить ответственность за совершённые преступления.
Из общего числа депортированных в Транснистрию немцы убили в Баре 12000; в Гайсине - 1230; в Ладыжине - 3000; в Раштадте - 1000; в Печоре - 1250; в Мостовом - 120; в Тульчине - 200; всего - 18800. Кроме того, немцы убили 40 000 местных (советских) евреев, итого 58000 в этом регионе. Они также уничтожили большое число бессарабских евреев в Сказинцах.
Из общего количества 87 757 погибших румынских евреев 18 800 убиты немцами; румыны убили 68 957 румынских евреев. Так как они уничтожили 70 000 советских евреев, то ясно, что румыны истребили 138 957 евреев в Транснистрии.
Ссылка на давление немцев не освобождает Антонеску и его палачей от ответственности и не смягчает их вины. Надо ещё только напомнить о героическом сопротивлении Болгарии, Дании и Финляндии, спасших еврейское население этих стран от трагической участи. Таким образом, хотя главная ответственность ложится, конечно, на правительство национал-социалистов Германии, режим Антонеску предстаёт как соучастник самых чудовищных преступлений в истории.
Грета Ионкис
Споткнись и вспомни!
Лет восемь назад заметила на тротуарах Кёльна перед некоторыми домами странные таблички: небольшой (10 х10 см) латунный квадрат, на нём – еврейское имя, а под ним – годы жизни и сведения, когда и куда его владелец был депортирован, где погиб в годы нацизма. Выяснилось, что Stolpersteine, камни, о которые «спотыкается» память, изготовляет и устанавливает кёльнский скульптор Гюнтер Демниг (Gunter Demnig). Это его личная инициатива, он сам придумал такую форму борьбы с забвением.
А однажды на Ронштрассе неподалеку от восстановленной после войны синагоги увидела и самого героя моего очерка. Коренастый добродушного вида мужчина лет пятидесяти пяти, внешне простой работяга, только коричневая широкополая шляпа - намёк на принадлежность к сообществу художников, с помощью дрели извлекал плитку из тротуара, чтобы вмонтировать туда свой бетонный кубик с металлической табличкой. Рядом – вёдра с раствором цемента, нехитрый инструмент.
„Никто не забыт, ничто не забыто“ - слова Ольги Берггольц навечно впечатаны в гранитный камень на Пискарёвском кладбище в Ленинграде. Демниц вряд ли знаком с судьбой и стихами Берггольц, но „пепел Клааса“ стучит и в его сердце. Счёт уничтоженных в Германии во время нацизма идёт на миллионы: евреи и цыгане, коммунисты и социал-демократы, свидетели Иеговы, гомосексуалисты, синтоисты…
„Каждая жертва обретёт свой камень и вернёт себе имя, - говорит Демниг, - ни один человек, ни одна судьба не должны пропасть без вести. Конечно, это нереально – уложить все миллионы камней. Мой проект носит скорее символический характер“. Разговор происходил в интернациональном культурном центре „Ignis“, где часто звучит и русский язык. Встреча состоялась 8 декабря 2004 года. День был выбран не случайно. В этот день в 1941 году тысяча кёльнских евреев была депортирована в гетто Риги. Это был третий большой транспорт, ушедший с вокзала Deutz. А всего подлежало уничтожению 11 000 граждан Кёльна иудейского вероисповедания.
Большинство попавших в Ригу умерли в гетто или в близлежащем концлагере Кайзервальд, часть была уничтожена в Саласпилсе. Осенью 1944 в связи с приближением советских войск гетто было ликвидировано. Выживших погрузили на корабль и отправили в концлагерь Штутхоф, а оттуда частично – в другие лагеря. Ныне Гюнтер Демниг и его помощники-добровольцы отслеживают «крестный путь» этих жертв.
Первые полсотни памятных камней в Берлине и Кёльне скульптор уложил в 1992 году, не имея на то разрешения, на свой страх и риск. В 1996 году он предложил городскому руководству Кёльна 600 камней в виде подарка. Город согласился принять дар, но при условии, что установка Stolpersteine не будет стоить ни пфеннига, ибо касса пуста. Демниг стал искать спонсоров, и он их нашёл. Тогда городской совет дал зелёную улицу проекту Демнига, и сегодня в Кёльне установлено более 1500 камней.
Посетив „Эль-Де-Хауз“ (Центр документации периода национал-социализма в Кёльне, один из самых посещаемых музеев рейнской метрополии, в годы нацизма там размещалось гестапо), узнала, что личная инициатива Демнига получила основательную общественную поддержку. Испытала глубокое удовлетворение: мой опыт общения с чиновниками убедил, что в Германии уважают лишь Право, но оказалось, что поборников Справедливости здесь тоже немало.
В последние годы Stolpersteine появились не только в Берлине и Кёльне, но и в Гамбурге, Бонне, Штутгарте, Франкфурте-на-Майне, Фрайбурге. Сотни немцев пожелали оплатить именные памятные камни (цена одного – 95 евро). Лишь немногие хотят воскресить конкретные имена своих одноклассников, коллег, знакомых, соседей, которые в одночасье исчезли при молчаливом попустительстве напуганных сограждан. Их немного, поскольку свидетелей нацистских „акций“ остаётся всё меньше. Большинство жертвователей не знает погибших, но считает своё участие в проекте Демнига делом совести. То, что начиналось как личный поступок, стало впечатляющим прорывом в прошлое, за которым следят не только немецкие, но и зарубежные масс-медиа: о проекте появляются статьи в газетах и журналах, телепередачи, вышел альбом-буклет.
Проект Демнига требует не только материальной поддержки, но и помощи иного рода. Необходимо рыться в городских архивах, в документации концентрационных лагерей, ибо прежде всего нужно найти следы погибших, проследить по возможности весь путь жертвы. Нужна поддержка городских властей, которые должны давать разрешение на установку каждого камня. За всем этим - бесконечная череда встреч в городских управах.
Главной помощницей Демнига является его спутница по жизни Ута Франке. Занимаясь политической публицистикой, она провела в своё время два года в тюрьмах ГДР за „враждебную государству пропаганду“. На встрече в „Игнисе“ она тоже присутствовала, демонстрировала любительский фильм, посвящённый проекту. Ута ведёт документацию, на ней - переговоры с городскими властями. У неё очень насыщенный и жёсткий календарь. Но и ей было бы не совладать с объёмом работы, если бы не помощь добровольцев. Первыми откликнулись школьники небольших городков близ Кёльна – Леверкузена и Ойскирхена. Сейчас в работу над проектом вовлечены десятки старшеклассников Дуйсбурга. Одни разыскивают сведения о жертвах, другие вербуют спонсоров-жертвователей, третьи беседуют с жильцами и хозяевами домов, перед которыми планируется установить памятный камень. Работы хватает всем.
Среди активистов проекта - житель Гамбурга, Петер Гесс. Сын видного нациста (Рудольфа Гесса), он не числит за собой вины, поскольку был ребёнком, но чувствует „моральную ответственность за злодеяния нацистов“. Камни, естественно, никого не оживят, но, по его мнению, они являются знаком примирения.
Среди вопросов, заданных Гюнтеру Демнигу в „Игнисе“, был и такой: „Не вызывают ли его действия сопротивления в определённых кругах?“ Он ответил, что сам опасался выходок со стороны правых радикалов, но, к его удивлению, их нет. Лишь 18 из 3 700 камней были повреждены или уничтожены. Но есть и протестанты. Один врач воспротивился установлению памятного камня перед его приёмной, мотивируя тем, что не хочет повредить своим пациентам: страшные воспоминания могут негативно сказаться на их здоровье. Один адвокат опасается, что стоимость его дома может понизиться из-за камня, напоминающего о жертвах нацизма, которые прежде в нём проживали. В Лейпциге его и вовсе упрекнули в плагиате: сочли, что его затея напоминает звёзды на бульваре Голливуда в Лос-Анжелесе.
Даже в еврейской среде акция Демнига вызывает противоречивую оценку. Шарлроту Кноблох, председателя еврейской общины Мюнхена и Верхней Баварии, а ныне и заместителя председателя Еврейского Конгресса Европы, ранит то, что имена загубленных евреев попирают ногами прохожие. А в израильском Яд-Вашеме считают инициативу Демнига „прекрасным проектом“.
Вопрос о том, почему камни монтируются в тротуар, а не в стену здания, возникал и по ходу встречи. Объяснение тому одно: дома ныне – это чья-то собственность, а тротуар – собственность города, договориться с каждым хозяином в отдельности – это непосильная задача. К тому же значительная часть зданий была разрушена во время бомбардировок, и на их месте возведены новые. „Мы помечаем не сам дом, а место: "Здесь проживали“… - говорит Демниг. Когда он монтирует Stolpersteine, заинтересованные прохожие останавливаются, вступают в разговор, иногда выходят жильцы дома. Кое-кто из них выражает недовольство: «Могут подумать, что это мы выдали этих жильцов». Демниг терпеливо объясняет цели своей акции.
Это не первый его проект. Демниг – художник политически ангажированный. Ещё в 70-е годы он был арестован в Берлине за то, что на американском флаге заменил 51 звезду черепами. Это было начало, за ним следовали другие действия. В 90-е годы он взбудоражил жителей Кёльна своими досками, стилизованными под архаику. На них первая статья Декларации прав человека была представлена на 120 языках. Учёные филологи Кёльнского университета озвучили и записали тексты в международной транскрипции, а Демниг выбил их в таком виде на своих досках. Зная звучание, тексты можно было читать, но они оставались непонятными. Это был наглядный пример вавилонского столпотворения, своего рода зеркало нашего общества, столь многословного и в то же время немого, где один не понимает другого.
В 1990 году Демниг осуществил в Кёльне проект «По следам цыган и синтоистов». Он прочертил по улицам города их путь к вокзалу Deutz, откуда шла депортация. Вначале он обозначил путь мелом, затем покрыл его краской, но со временем и краска стёрлась. Когда он занимался этой работой, один человек, проживавший ещё до войны в районе Мюльхайма, сказал: «То, что Вы делаете, прекрасно, но в этом квартале никогда не жили цыгане». Демниг помолчал и добавил: «Видимо, люди даже не знали, кто был их сосед и куда он исчез». «Цыганский проект» стал предтечей Stolpersteine. Stolpersteine – своего рода лакмусовая бумажка. Отношение к ним выявляет желание и способность нынешних граждан нести или хотя бы чувствовать свою историческую ответственность за прошлое своего народа, своей страны. Обербургомистр Мюнхена социал-демократ Кристиан Уде, к примеру, принял решение о демонтаже двух установленных, как он выразился, «так называемых Stolpersteine“. Речь идёт о памятных камнях Паулы и Зигфрида Йордан. Они были установлены перед домом № 13 по Мариенкирхештрассе на деньги, собранные по инициативе учащихся одной из мюнхенских гиманзий. Видимо, камни помешали владельцу, человеку влиятельному, коль принималось специальное решение городского совета об их изъятии. Оба камня ныне перемещены на еврейское кладбище. Сын Зигфрида и Паулы Йордан, Петер, проживающий в Лондоне, узнав о случившемся, с горечью сказал: «Ну, что ж, родителей вторично депортировали».
А вот бургомистр Гамбурга Оле фон Бойст считает проект Гюнтера Демнига «поучительной акцией, которая напоминает, что мы расчистили путь сквозь лицемерие террора». Где хотят помнить о прошлом, там будут появляться латунные Stolpersteine Гюнтера Демнига.
На встрече со скульптором прозвучал и такой вопрос: «Не кажется ли Вам, что то, чем Вы занимаетесь, - скорее ремесло, а не искусство?» Демниг нисколько не смутился, не стал оправдываться, а откровенно признался, что чистое искусство, искусство ради искусства – это не его стихия. Невольно вспомнились строки Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» Бывают такие моменты, когда эта заповедь приобретает особую актуальность.
